Вальченко: Все, что можем. Предупреждаем, добиваемся, требуем.
Крейцер: Вы управляете, кажется, машиной?
Вальченко: Автомобилем? Да.
Крейцер: Ну, вот представьте себе: едете вы на авто. А впереди корова. Понимаете, корова? Ходит это перед фарами, стоит, мух отгоняет. Вы гудите, гудите, предупреждаете, требуете. А она ходит на вашей дороге, корова. И долго вы будете гудеть? Нет. Надо слезть с машины, взять палку и прогнать. Палкой.
Торская(смеется): Корова. Это очень правильно.
Крейцер: Вот видите, девушка автомобилем управлять не умеет, а тоже говорит правильно.
Вальченко: Если всем шоферам гоняться за коровами, погонщиком сделаешься.
Крейцер: Боитесь потерять квалификацию? Чудаки. Ну, как дела, Николай Павлович?
Троян: Да как вам сказать? Это верно, что коровы ходят перед фарами.
Крейцер: Верно? Ну?
Троян: Не умеем мы как-то… это самое… с палкой.
Крейцер: Вы больше насчет убеждения, теплые слова: «товарищ корова», «будьте добры», «пропустите»…
Троян: Не то, что убеждения, а так больше… помалкиваем. Коровы, знаете, тоже разные бывают.
Крейцер: Иная боднет так, что и сам убежишь и машину бросишь?
Троян: В этом роде. В этих вопросах теория познания еще многого не выяснила.
Крейцер: Темные места есть?
Троян (улыбается): Да, имеются. Шоферу кажется, что это корова, а на поверку выходит — вовсе не корова, а какой-нибудь старший инспектор автомобильного движения.
Крейцер (громко смеется, смеются и другие): Вот вы и есть интеллигенты. Приедут коммунары, они вам покажут, как коров гонять. А где Дмитриевский, Воргунов?
Троян: На заводе. Хотите пойти?
Крейцер: Пойдем. Пойдемте, товарищ Вальченко.
Крейцер, Троян, Вальченко, Торская занялись чертежами и деталями на столе Трояна.
Григорьев: Надежда Николаевна, вы давно работаете в этой коммуне?
Торская: Три года.
Григорьев: Спасите мою душу! Это же ужасно.
Торская: Ну что вы, чему вы так ужасаетесь?
Торская усаживается на стул Вальченко.
Григорьев: Молодая красивая женщина, сидите в этой дыре, с беспризорными, далеко от всякой культуры.
Торская: В коммуне очень высокая культура.
Григорьев: Спасите мою душу! А общество, театр?
Торская: В театр мы ходим. Да еще как! Идут все коммунары с музыкой, в театре нас приветствуют. Весело и не страшно.
Григорьев: Ведь здесь одичать можно, видеть перед собой только беспризорных…
Торская: Забудьте вы о беспризорных. Среди них очень много хороших юношей и девушек, почти все рабфаковцы, комсомольцы… У меня много друзей.
