— Понятно.
Они выехали из Марнэса и поехали на юг по направлению к Олуддену. Дорога была абсолютно пустой.
— Я много думал о том, чтобы приобрести дом на острове, — сказал Хольмблад, обводя взглядом пляж. — Здесь, на восточном побережье.
— Вот как?
— Здесь очень красиво.
— Да, — согласилась Тильда. — Семья моего отца родом отсюда.
— Поэтому ты сюда вернулась?
— Это было одной из причин. Работа меня тоже устраивала.
— Работа? Работа только начинается.
Через пару минут они увидели указатель на Олудден и свернули.
С дороги хорошо были видны маяки. И даже днем было видно красное мигание на фоне серых облаков.
Хольмблад подъехал к дому и заглушил мотор.
— Помни, что тебе не нужно ничего говорить.
Тильда кивнула. Как всегда, самые молодые должны молчать. Точно так же было у нее дома за обеденным столом, когда говорить должны были только старшие, а младшие — слушать.
«В свете дня хутор гораздо уютнее, — подумала Тильда, — но все равно он слишком большой, чтобы чувствовать себя здесь комфортно».
Хольмблад постучал в стеклянное окно, и через пару минут дверь открылась.
— Добрый день, — сказал комиссар. — Вот и мы.
Лицо Йоакима было бледным и осунувшимся.
В свои тридцать четыре года он выглядел на все пятьдесят. Усталый взгляд, темные круги под глазами. Он кивнул Хольмбладу и, даже не взглянув на Тильду, сказал:
— Входи.
Вестин исчез в темноте, и они пошли за ним. В доме было чисто и убрано, но все равно у Тильды возникало ощущение полной заброшенности.
— Кофе? — предложил Вестин.
— Спасибо, не откажемся, — сказала Тильда.
— Вы одни дома? Только вы и дети? — спросил Хольмблад. — Никаких родственников?
— Моя мать нас навещала. Но она вернулась в Стокгольм.
Возникла пауза. Хольмблад поправил форму.
— Мы хотим сказать, что сожалеем… Такие вещи не должны происходить. Мы нарушили правила сообщения о смерти…
— Я согласен, — кивнул Вестин.
— Как я сказал, мы сожалеем…
— Я думал, что это моя дочь, — прервав комиссара, сказал Вестин.
— Простите?
— Я считал, что утонула моя дочь. Я так думал несколько часов поездки от Стокгольма до Эланда. И единственным утешением для меня была вера, что моя жена ждет меня, ведь я был уверен, что ей еще хуже, чем мне. Тогда я хотя бы мог утешать ее всю оставшуюся жизнь. — Йоаким Вестин сделал паузу и шепотом добавил: — По крайней мере, мы были бы друг у друга.
Он замолчал, устремив взор в окно.
— Как я сказал, мы сожалеем, — произнес Хольмблад. — Но что сделано, то сделано. Теперь мы можем только не допустить повторения этой ужасной ошибки.
