— Мы можем с уверенностью сказать: человек с кастетом и человек с пистолетом... — Ремез усмехнулся. — Кажется, я заговорил в рифму. Словом, это один и тот же человек. Следы одинаковые.
Позвонил дежурный:
— Товарищ полковник, вы хотели видеть сержанта Губавина. С утра томится.
— Томится, — сердито отозвался Журавко. — Он что — гречневая каша? Поговори с ним сам. Без крика, но так, чтобы не скоро забылось. — Полковник кинул телефонную трубку и впился в нее злыми глазами, словно это была не трубка, а сам виновник его гнева. — Чуток сообразительности да ловкости — глядишь, и не было бы у нас мороки.
Панин был согласен, что сержант Губавин действовал не наилучшим образом. Но ведь и мы, думал капитан, хороши. Пост установили на всякий случай, скорее из-за того, что опечатанный дом все еще пустовал. Преступник, считалось, не посмеет сунуться туда в другой раз. А он посмел. Теперь ясно, что дежурить, по крайней мере ночью, нужно было не меньше, чем двоим. А чья это забота? Конечно, не Губавина.
— Как думаете, преступник тоже искал тайник в саду?
— Вряд ли, — сказал Панин. — Крался к дому, а тут Губавин.
— Котов же додумался.
— Котову помог давний случай из практики. Нам-то никому не пришло в голову!
Журавко потер пальцами виски, пожаловался:
— Голова пухнет. Преступник охотится рядом с нами, успел столько бед принести, знаем: тут он, а уцепиться не за что. Даже из города не бежит, словно уверен, что мы его не достанем. Допросите еще раз «шерстянников».
Ремез развел руками:
— Может, он в конце концов не имеет отношения к «шерстянникам»? Я уж думаю, не залетный ли гость?
— Это нам что-нибудь дает? Лучше уж свой, домашний, — невесело пошутил полковник. — Хоть бы эксперты дали зацепочку.
— Эксперты сделали все, что могли. Накидали мы им всякой всячины: кучу отпечатков следов ног, письма — подброшенное и в райисполком, наконец, пулю... А материала для идентификации нет. Единственное, что сумели установить, — следы в саду принадлежат одному человеку, я уже докладывал. Почерковедческая экспертиза тоже бессильна: с чем сравнить почерки в письмах? Текст подброшенного, как вы помните, вылеплен из газетных букв. Что касается пули, то Очеретный звонил: копаются в архивной картотеке, но надежды мизерные.
— Эксперты скажут свое слово, когда мы доставим им самого преступника, — не без иронии добавил Панин. — Для следствия это важно. А для розыска?
