Тем не менее длительные допросы проделывали щели в этом фасаде. После дневных и ночных допросов пленного сайма, иногда длившихся месяц, у Валлероя всегда оставалось ощущение, что сайму он сочувствует больше, чем дженам, которых этот сайм убил. И он никогда не мог заставить себя посмотреть, как умирает сайм от истощения.
Когда наступало это время, он отправлялся к Эйше, испытывая депрессию и глубочайшее чувство вины… хотя тогда он не понимал, какой ужас предстоит сайму. И Эйша никогда не назвала его предателем из—за этого чувства вины.
Они разговаривали и разговаривали, иногда всю ночь, а пленник между тем умирал в каком—то далеком месте. По молчаливому соглашению они никогда не говорили о саймах. Но он знал, что она считает саймов людьми, а пытку саймов — позором для дженов.
В такое время он не мог заниматься с ней любовью, и она принимала это без всяких вопросов. Теперь Валлерой жалел, что они не говорили об этом. Он хотел бы объяснить, почему так и не попросил ее выйти за него замуж.
Если бы их ребенок стал саймом, он не мог бы уничтожить его. И тогда закон дженов обратился бы против него, сделав его жену вдовой. А если бы его ребенок стал дженом, он не смог бы научить его ненавидеть саймов… и опять это выдало бы его предательство.
Валлерой думал, что он радовался бы любому концу: по крайней мере все оказалось бы раз и навсегда решено. Его сомнения исчезнут. Но исчезнут ли? Вот он, одетый в саймскую одежду, едет рядом с саймами, а в это время его естественные союзники джены унижены и сидят в клетке.
После долгого молчания один из пленников обратился к Валлерою:
— Эй ты, перебежчик… ты, с руками сайма… иди сюда!
«Перебежчик», конечно, не самое вежливое обращение, но самое вежливое из того, что они говорили до этого. Валлерой подъехал ближе к фургону.
— Эй, перебежчик, ты ведь говоришь по—английски?
— В этом отряде все говорят по—английски.
— Да? Никогда бы не сказал, — заметил один из пленников.
— Заткнись, Кренель! — сказал другой, схватившись за прутья решетки и глядя на руки Валлероя. — Никто не должен идти в могилу, испытывая жажду. Даже перебежчик способен это понять.
— Вас не ждет могила, только община Имил. Здесь вежливо просят то, что хотят.
Третий пленник, шатаясь, встал в раскачивающейся клетке и насмешливо поклонился брату.
— Врайан, могу ли я получить разрешение убить тебя?
Остальные хрипло рассмеялись, к замешательству Валлероя, а Врайан тоже стал и поклонился:
