После тщательной подготовки сайм приказал Хрелю встать в позу. Театральным жестом… фотограф … нажал на рычаг.
Ничего не произошло.
Сайм удивленно склонился к ящику, щупальца его заметались. Несколько раз повторив попытку, он наконец объявил:
— Очень жаль. Сегодня снимков не будет!
И когда он уносил свою камеру, разочарование собравшихся можно было воспринять почти на ощупь.
Клид позвал:
— Хью! Подойдите на минуту!
Звуки родного языка, не слышанные много дней, удивили Валлероя. Он прошел через расступившуюся толпу. Клид сидел на краю стола.
— Хью, можете сделать наш с Хрелем портрет? Всего лишь набросок, ничего сложного.
— Конечно, но мне нечем работать.
— Это легко организовать. — Он встал. — Ивени, принеси рисовальную доску с мельницы, из кабинета для рисования. Хью нарисует наш портрет.
Приветственные крики грозили обрушить крышу, но вскоре вокруг трона снова начался танец. Со сдержанным экстазом звучала песня, в которой рефреном, как пылкая клятва, повторялось слово «Зеор».
Довольно много времени спустя, когда Валлерой решил, что в этом диком эмоциональном катарсисе все уже забыли о портрете, несколько саймов внесли мольберт и установили его перед помостом. Ивени усадила Валлероя на скамью, слева от него стоял ящик со всем необходимым.
— Если понадобится что—нибудь еще, только скажите.
Валлерой разминал пальцы, гадая, не слишком ли много он выпил. Тщательно выбрал кусок угля. Шершавая бумага была покрыта странным рисунком из перекрещивающихся линий. Он перевернул лист и закрепил его на мольберте. Противоположная сторона оказалась чистой, но еще более шершавой. После нескольких неудачных попыток он нашел наконец кусок достаточно мягкого угля и начал быстро рисовать.
Он рисовал, и постепенно перестал обращать внимание на окружение, слышал только смутный шум; остались лишь он и те, кого он рисовал. Валлерой испытывал огромное удовлетворение, как будто раздражение, накопленное за годы без творчества, начало рассеиваться; напряжение, о котором он даже не подозревал, спадало.
Закончив рисунок, Валлерой смотрел на него, как загипнотизированный. Его сосредоточенность нарушил мягкий голос Клида:
— Можно нам взглянуть?
— О! — Валлерой схватил лист и протянул, держа за угол. — Не размажьте.
Клид показал рисунок Хрелю, потом повернул так, чтобы все могли видеть. Возгласы восхищения были для Валлероя более высокой наградой, чем золото, если бы ему заплатили им. Прикрываясь общим гулом, Клид сказал:
