— И вы могли все это узнать, наблюдая за убийством?
— Это редкая для меня возможность. Я узнал бы гораздо больше, если бы мне позволили наблюдать с близкого расстояния. Но я был в неподходящем для этого состоянии. А сейчас мое состояние еще ухудшилось.
Глядя на проводника новыми глазами, Валлерой заметил истощенное, в глубоких морщинах лицо, полные отчаяния ввалившиеся глаза.
— Я не замечал, что они делают с вами.
Клид пожал плечами.
— Со мной они обращались достаточно хорошо. Если бы они в пути довели меня до отчаяния, я мог бы причинить им немало ущерба, прежде чем меня убили бы. Но они делали все возможные усилия, чтобы продемонстрировать, как хорошо они заботятся о вас. Много раз обещая мне, что я получу вас, как только мы прибудем, они подавляли мое отчаяние. Стандартная техника.
— Они обещали, что мы…
— О, да. Но я в это не верил. И оказался прав. Разве вы не видите, что они делают?
— Помещают нас рядом, но недостаточно близко, чтобы коснуться? Мое поле должно сводить вас с ума.
— И сводит. — Легкая нежность подчеркнула силу испытываемой эмоции сильней, чем любое проявление боли. — Они придут любоваться зрелищем.
— Как долго?..
— Не знаю. Я уже испытываю сильную потребность, но резервов селина мне может хватить на несколько дней. Перед смертью я потеряю контроль. Вам приходилось видеть истощение?
— Раз или два. Когда я служил в армии. Пленники.
— Обычные саймы. Ужасно, но быстро. Это… не будет таким быстрым.
Валлерою дни агонии, которые ему приходилось наблюдать, не казались быстрыми. Его разжаловали за то, что он застрелил второго сайма, которого они захватили.
— Может, произойдет что—нибудь в нашу пользу. Нам как раз не помешает удача.
— Кто же теперь поддается надежде?
Валлерой рассмеялся, но смех был невеселый.
— Виноват, командир. Сэр. Я хотел бы вернуться в строй, сэр.
Вопреки растущему внутреннему напряжению Клид улыбнулся.
— В этой армии, назтер, вы офицер, наделенный особыми полномочиями. Товарищи — наши элитные войска и наше тайное оружие.
От такого легкого прощения у Валлероя загорелись уши. Казалось, его всегда ждали, а он отвергал то, что больше всего хотел: жить ради чего—то большего, чем его собственная маленькая жизнь… чего—то такого, что имеет смысл.
Вскоре охранник сменился и принесли еду. В центре внешней стены скользнула в сторону часть пола, под ней обнаружилось углубление. Внутри Валлерой увидел закрытый ночной горшок, от которого сильно пахло дезинфекцией, и деревянную тарелку, полную горячей еды. Чашка и ложка тоже деревянные и чуть отдают дезинфекцией. Но еда хороша, а горшок вообще необходим.
