Мистер Бартоломью выжидающе молчит. Но его слова остаются без ответа.
— У тебя что, язык отнялся?
— Мне мой промысел ненавистен, сэр. А промысел мистрис Клейборн тем паче.
— Ну конечно, ты бы хотела стать добродетельной супругой. И чтобы за подол цеплялся целый выводок писклявых пострелят.
— Я бесплодна, сэр.
— Ну, Фанни, ты воистину бесценный клад.
Девушка медленно поднимает глаза и ловит его взгляд. Она не столько оскорблена этими издёвками, сколько озадачена и словно старается прочесть в лице хозяина то, что не поняла из его слов. И тут происходит ещё более непонятное: ледяное лицо мистера Бартоломью озаряется улыбкой. Пусть не слишком сердечной, зато это именно улыбка, а не язвительная или глумливая ухмылка. Удивительнее всего, в ней заметно что-то очень похожее на сочувствие. Чудеса на этом не кончаются: молодой человек делает три-четыре шага, склоняется перед девушкой и на миг подносит её руку к губам. Затем выпрямляется и, не отпуская её руки, всё с той же улыбкой всматривается в её лицо. Сейчас обритый мистер Бартоломью и накрашенная Фанни напоминают фигуры с картины Ватто, изображающей галантные празднества — кавалера и даму в костюмах итальянской комедии масок. Вот разве что обстановка неподходящая. Так же неожиданно мистер Бартоломью выпускает руку девушки и возвращается в своё кресло. Девушка столбенеет.
— Зачем вы это, сэр?
— Разве вам неизвестно, зачем джентльмены целуют женщинам руки?
Новая неожиданность — учтивое «вы» — окончательно подкосило девушку. Она, понурившись, качает головой.
— За то, что вы для меня сделаете, моя агница, ничего не жаль.
Изумлённая девушка вновь заглядывает ему в глаза.
— Что же я должна сделать, сэр?
— Близ этих мест бьют те самые ключи, о коих я вам сказывал, что жду от них исцеления. Завтра мы свидимся с хранителями тех вод. В их власти приблизить исполнение сокровенных моих надежд. И я задумал в знак почтения принести им дар. Не деньги, не самоцветы — к этому добру они равнодушны. Даром этим станете вы, Фанни. — Мистер Бартоломью окидывает девушку внимательным взглядом. — Что вы на это скажете?
— То, что велит мне долг, сэр. Что я обязалась повиноваться мистрис Клейборн и поклялась непременно воротиться.
— Обязательство, данное чёрту, ни к чему не обязывает.
— Может, оно и так, сэр, но с беглыми она обходится хуже чёрта. Иначе бы давно все разбежались.
— Не вы ли минуту назад уверяли, что промысел этот вам ненавистен?
Девушка чуть слышно бормочет:
