Среди этого былого великолепия озябшие и голодные обитатели радовались добытым селёдкам. Кое-кому удавалось разжиться так называемым «игранным» сахаром: куски были чёрного цвета от грязи, ибо солдаты рассчитывались этими кусками, играя в карты.
На богатейшей кухне Елисеева продолжал обитать старый слуга Ефим. Тут же, мелко стуча копытцами по паркету, бегал шустрый поросёнок. Посетители звали его Ефимом.
В купеческой квартире находились роскошные русские бани с ковровым предбанником. Там, затворившись от всех, обитал угрюмый ожесточившийся Гумилёв. Иногда он взрывался и кричал: «Трудно дышать и больно жить!» Потом снова затворялся.
Суровый быт с турнепсом и селёдками накладывался на произвол властей. Распоряжением из Смольного время в Петрограде перевели на три часа вперёд. Население стало копошиться в темноте. Первой растерялась… пушка в Петропавловской крепости: она замолкла и уже не бухала в традиционный полдень. Распоряжением Зиновьева убрали трамвай из центра города, оставив всего одну линию на окраине, — для пролетариата. А буржуи пусть ходят пешком. На автомобилях по городу носилось одно начальство.
Новости переполняли многолюдный ДИСК. Рассказывали, что К. Циолковскому наконец-то назначили красноармейский паёк, а композитора А. Глазунова, директора консерватории, освободили от налога за рояль.
До предела нищеты дошёл сенатор В. Набоков (отец будущего писателя): он поместил в газетах объявление, что продает свой роскошный придворный мундир.
Однажды обитатели ДИСКа бросились к зеркальным окнам. По улице валила возбуждённая толпа. Вели избитого в кровь мальчишку-карманника. Толпа решала, как поступить с воришкой: утопить или расстрелять? Наконец постановили: утопить. Сбросили его в канал. Он стал барахтаться, пристал к берегу. Тогда какой-то солдат деловито прицелился и выстрелил. Мальчишка свалился в воду. Голосистые папиросники побежали по улице с радостными воплями: «Потопили, потопили!»
У писателя Гарина-Михайловского сын устроился в ЧК. Вскоре он арестовал двух своих сестёр, — якобы за «злостный шпионаж». Обоих девчонок расстреляли.
Внезапно арестовали Куприна и Блока. Причём ордена на арест подмахнул сам Зиновьев. Хлопотать за писателей принялись Андреева и Луначарский. В здании ЧК на Гороховой постоянно толпились родственники арестованных. Время от времени вывешивались списки расстрелянных прошедшей ночью. Толпа давилась, жадно прочитывая списки. С какой-то женщиной сделалось худо. Это оказалась жена камердинера В. Набокова. Слугу сенатора расстреляли за то, что он спрятал во время обыска два детских велосипеда и «не отдал их народу».
