И так день ото дня мы плывем подземными венами и сейчас над нами замер город, он спит – страдающий от бешенства, измученный световыми пытками неизлечимо больной. Пока мы, изгнанные сюда, оттого что познали тайну гармонии и целостности человека, пройдя сквозь него, впитав его желудочный сок, стук сердца и кислую горечь желчи. Ненавидимые оттого что натерли геморрои их пустым надеждам и пропахали незаживающими эрозиями ложные желания. Проклятые за то, что с одинаковой страстью нежили их губы и заставляли распускаться бутоны анусов.
Мы течем, излучая тепло гниений, которого они боятся больше чем радиации, и осуществляем древнюю пропаганду – ухаем и булькаем из динамиков унитазов, раковин, ванных, душевых кабин, писюаров, бидэ: «Мы с тобой одной крови. Мы с тобой одной крови».
Небо со скрежетом разворачивается над нами – канализационный люк медленно отодвигается в сторону сильными руками. Сверху сыплются крошки верхнего мира, и летят непогашенные окурки. Четыре ассенизатора в резиновых доспехах не торопливо, без тошноты и угрызений, вводят в люк резиновую кишку как кюретку во влагалище, начиная обратный отсчет жизни.
10.
Опускают сквозь дырку в небе широкий шланг, и, отсасывая нежный, полупрозрачный эмбрион из утробы истекающей святой похотью, что поначалу спутала аборт с поцелуем любовника. Откачивают, словно лишенное красоты и отвратительное говно, надеясь насильно вознести наши подземные души к их испачканным раем небесам. Но мы…
9.
…бежим.
8.
Мы помним первый урок, наше первое домашнее задание, наше первое движение в жизни – «в сторону страха».
7.
В сторону матрицы обнуленных возможностей, туда, где все циклы прерваны перевернутым водопадом, что плюет в небо хрустящими каплями детского смеха, и сухо потрескивает от подброшенных связок прохладного ветра. Туда, где вокруг дождя, что прозрачным нарывом вырывается из бетонной поры, влюбленные пары нежно расстаются с нагретыми лавочками, расплачиваясь золотыми рыбками с отражающимися облаками, чтобы вернулись другие и вырезали на еще теплом от ягодиц месте перочинными ножиками свои богохульные клятвы, переливающиеся кляксами иероглифов невозможного.
6.
Мимо обосанных матерей и вечносрущих спермой отцов, что раскаяниями, укачивают выкидышей в колыбелях из ампутированных маток, и оправдываются перед теми, что не дожили до своего рождения, статистикой теленовостей и биржевыми сводками, прикладывая их фиолетовые губы к мертвому молоку, сочащемуся из трещин в коре сосков.
