В общем, борьба законов завязалась нешуточная, а скромный инициатор служил на рядовом таможенном пункте.
Сейчас же от непрезентабельного вида Вовченко у Оксаны сначала сердце оборвалось:
– Война!
А отчего еще может такое быть, что таможенный храм брошен, жрецов не видать, чистилище и прилегающие к нему улицы пусты и тишина вокруг зловещая, как перед грозой? Но секундой позже озарило – да это, наверное, мутант всех людей распугал! И, должно быть, за Шуркой гонится.
Достала монтажку, вышла из машины и стоит, поджидает.
Но нет вроде, Вовченко один бежит, за ним никого. Все лицо и грудь будто медвежьей лапой расцарапано, левый глаз уже распух, синевой наливается, правый же безумный, ничего не видит. Мимо Оксаны сквозанул и к таможне, давай дверь отпирать. Сам же затравленно озирается, стонет и сказать ничего не может.
– Мутант? – высказала свою догадку.
Вовченко сначала утвердительно покивал, затем отрицательно головой помотал. Замок отомкнул и в двери. Оксана подхватила свой баульчик и едва успела заскочить следом. А он засов задвинул и только тогда в себя приходить начал. Сказать ничего не может, но кивает, мол, иди за мной. И сам по лестнице – в башню, да под самый верх, где смотровая площадка и проем для часов. Оксана Шурку совсем не опасалась, поскольку он после работы на Севере к женщинам вообще интерес потерял – его жена однажды на приеме пожаловалась – и занялся изучением всяких чудес, чертовщины и небывальщины. В общем, как все, утратившие мужскую природу, мужики. Многие и вовсе стали считать его блаженным и вертели пальцем у виска, когда видели с телескопом или с проволочными рамками в руках, коими он измерял энергию каких-то торсионных полей.
На смотровой площадке Шурка еще одни двери запер и, похоже ощутив себя в безопасности, начал отходить.
– Посмотри, глаз целый? – попросил докторшу. Оксана веки кое-как раздвинула, а там кровавое месиво, однако глазное яблоко вроде бы не нарушено.
– В больницу надо, – посоветовала. – Хотя бы промывание сделать…
– Нет! – испуганно выкрикнул Вовченко. – Помажь здесь чем-нибудь и все. Проморгается…
– За водой-то можно сходить?
– Нет! – Его трясло от нервной лихорадки. – Дверь откроешь, сюда ворвется! Может, уже караулит!
– Не бойся его, – попыталась она взять лаской, по головке погладила. – Не ворвется. Ты приляг на скамейку, успокойся. Ты же мужчина… Давай я йодом хоть царапины смажу.
– В том-то и дело – мужчина! – чуть не заплакал Шурка и послушно лег на скамейку. – Знает, руку не подниму. Будь я женщиной, дал бы!
