Пришлось нарядить школьниц в галстуки, созвать представителей местной прессы из обоих государств и оператора с телекамерой, который сопровождал в поездке депутата Рады. Из числа скучающих днем контрабандистов митинг устроили на майдане возле стены, голова с речью выступил, дескать восстанавливаем историческую справедливость, утверждаем демократические основы, свободу и права личности. И только под аплодисменты вручил паспорт, как к собранию братковских селян подкатил джип и оттуда появились батько Гуменник с телохранителем и этот самый американец Джон Странг с переводчиком. Они вроде как на экскурсию отправились по селу и его окрестностям, но батьку было хлебом не корми – дай на митинге выступить. Только увидит, где народ собрался, а пуще того, если туда журналисты сбежались, сразу на трибуну – и давай говорить за батькивщину, а это, считай, часа на полтора, не меньше. И надо сказать, оратор он был блестящий, умел так завести народ, что даже самые отъявленные нигилисты заводились и начинали кричать «любо, батько!». Кстати, его телохранитель Лях тоже был красноречив, но от страстного своего шефа отличался образованностью и логикой.
Тут же батько увидел сначала пионерок и потом только Курова в гимнастерке при всех регалиях да еще в краснозвездной каске. Не разобравшись, что к чему, – на трибуну.
– Червоноармиець?! – А сам стеком по голенищу постукивает. – Коммунист?
Дед же ногу отставил, снова грудь выкатил, орденами и медалями звенит:
– Советский партизан из отряда товарища Ковпака! Командир диверсионно-разведывательной группы! Герой рельсовой войны! Лично пустил под откос двенадцать фашистских эшелонов с личным составом и боевой техникой! И девятнадцать – в составе группы!
– Партизан?! – взъярился Гуменник. – Советский партизан?!
Он, выпивший, совсем дурной делался. Дременко было к нему, чтоб объяснить ситуацию, но телохранитель не подпускает. Куров же на батьку:
– Я-то партизан, а вот ты кто таков? Бандеровец?! Нахтигаль?! Пятая колонна?
И – в карман галифе, где наган лежит!
Добро, начальник милиции, бывший на трибуне, руки его перехватил, оттеснил от батьки, а Тарас Опанасович наконец-то отпихнул телохранителя и зашептал Гуменнику, мол, это наш человек, обеспечивает охоту на мутанта, знает, где логово искать. Курова тем временем молодые девушки в красных галстуках окружили будто бы с поздравлениями ветерана, отвлекли и под ручки с трибуны свели. В общем, кое-как конфликт разрядили, однако батько недоволен остался и даже выступать не стал, хотя голова ему слово предоставил и народ шумел, ждал, что батько скажет. Но ведь им, контрабандистам, лишь бы веселиться и время проводить в ожидании ночи. Провожая Гуменника до машины, Дременко объяснил ему суть дела и добавил от себя, мол, пускай тешится этот полоумный старик, лишь бы логово указал, потом мы у него и паспорт отберем, и накажем за сопротивление и покушение. Но обиженный батько сел в джип и обронил фразу, от которой у Тараса Опанасовича сердце зажгло:
