– Ну знаешь… – произнес я. – Если бы ты оказалась вместе с большинством соотечественников в моей касте, то так бы не говорила.
Хотя в темноте я мог и ошибиться, но показалось, что глаза девушки яростно вспыхнули:
– Мне нет дела до твоей касты. Я не бездарная. Вот смотри…
Она указала на лежащее у двери барака полено. Обычно на нем сидел сторожащий дверь надзиратель, но сейчас его не было. Девушка без замаха ударила ребром кастета по дереву и внушительное полено разлетелось на мелкие щепки. Треск еще не смолк в ушах, а Катя продолжила с превосходством в голосе:
– Теперь ты понимаешь, почему я не бездарная? Поэтому я и в касте силы.
Подобрав с груди упавшую челюсть, я попытался осмыслить увиденное:
– Я… Я не очень понимаю, как ты это проделала с поленом, но у меня есть подозрение, что всему виной твои тренировки под началом капитана…
– Что ты хочешь сказать? – насупилась девушка.
– Если бы тебя не обучали, ты бы сделать этого не смогла…
– То есть, – подхватила Катя, – если бы обучали тебя, ты бы тоже так смог?
– Думаю да…
– Знаешь что… Ты не только бездарен, но еще и дерзок. Знай свое место раб.
Не живой ни мертвый, я стоял и молча смотрел вроде на такую близкую, но уже ставшую недосягаемой Катю.
– Иди спать, мне надо закрыть засов, – скомандовала она, и звук холодного голоса заставил меня повернуться и на негнущихся ногах войти в затхлую темноту…
Дверь за мной закрылась с душераздирающим скрипом, засов ударился о щеколду как затвор в ружье.
– Спать, – приказал я себе. – Когда проснусь, это покажется лишь дурным сном.
Но, проснувшись, по‑прежнему думал о случившимся ночью. Дело было не только в полной несправедливости жизни, а в Кате…
Я настолько увлекся мыслями о девушке, о том какая она была при первой встрече и тем какой она стала, что забыл о насущных проблемах. Первая половина дня пролетела незаметно. В соседней бригаде послухам кто‑то умер, но я и ухом не повел – в любое мгновенье мог умереть и сам. И никто меня здесь не вспомнит, даже Катя, узнав о смерти «друга» лишь покачает головой и забудет…
Остервенело махая топором, почти не глядя на подозрительно шевелящиеся лианы‑ветви деревьев, вдруг услышал странную фразу. Старший – некто средний между простым рабом и надзирателем приказал оставить полусрубленное дерево в покое. Лесорубы удивились, но перечить не стали: если бригадир пожалуется надзирателям, то виновника ждут нехилые побои.
– Идем дальше в лес, – продолжил мужик наверно с месяц немытым лицом. – Там деревья намного лучше…
