— Умер. Попал в аварию, когда мне было пятнадцать. Он был старше матери на пять лет. Работал в МИДе, а погиб, находясь на службе в консульстве в Америке. Разбился на машине. После этого мама вернулась в Японию. Но девичью фамилию брать не стала. Она ее терпеть не могла. Вообще она не придавала большого значения фамилиям, но, похоже, именно Эндо ее раздражала. В итоге от матери я больше услышала о тебе, чем о своем отце. Я как-то сказала ей об этом, а она ответила: «Об отце ты и сама все знаешь». Представляешь? Когда отец умер, мне было пятнадцать. Непростой возраст. Хорошо, теперь я выросла, но это не значит, что мне все равно. Есть на что обидеться. Сложно представить мать, которая говорит такое дочери, правда? Полный абсурд. Ужасно жестоко по отношению к отцу, ты так не думаешь?
— Думаю, — ответил я.
Мы помолчали. Я заговорил первым:
— Но она знала, где я живу. Почему она ни разу не подошла ко мне?
— Ты что, такой тупой? Мне казалось, беспечный и тупой — разные вещи. Но в тебе, похоже, прекрасно уживаются оба этих качества. Короче, мама до самой смерти любила тебя.
Я задумался над ее словами. Но не очень их понял. Я так и сказал:
— Я что-то не очень тебя понял.
— Вопрос гордости. Неужели ты не знаешь, что мамина гордость имела миллион вариаций?
— Не знаю, — ответил я.
Теперь пришла ее очередь вздыхать.
— Ладно, хватит. Лучше расскажи о ваших отношениях и случившемся в семьдесят первом году. Я хочу услышать твою точку зрения. А не СМИ.
Я немного подумал. Есть ли у нее право знать? Похоже, что да. Долг перед ее отцом и перед ней самой. Так мне показалось. Иначе я, наверное, принял бы другое решение.
— Хорошо, — ответил я. — Только имей в виду, мой рассказ коротким не будет.
— Конечно, я хочу знать все подробности.
Я задумался, с чего начать.
— Конец шестидесятых был эпохой студенческих волнений.[17] Наверное, тебе об этом известно.
— В общих чертах. Мама тоже немного рассказывала. Но знания мои глубокими не назовешь. Времена давние, превратились в легенду. Ваше поколение любит делиться своими заплесневевшими воспоминаниями, носятся с ними, как с писаной торбой.
Я снова грустно улыбнулся. Но, наверное, она была права. Для нее эти годы — что эпоха динозавров. Даже мне самому они кажутся странной легендой. Наверное, она считает их ностальгией нашего самоуверенного поколения. Этого я точно не знаю. Да и кто я такой? Помятый алкаш, разменявший пятый десяток. Те дни, словно старая фотография. Лежала где-то долго. И доставать ее не было никакого желания. Но сейчас двое погибших всколыхнули воспоминания. Что говорить — мы родились из этих выцветших лет.
