Александр Бестужев-Марлинский | страница 16
В "Замке Иейгаузен" подвергается суду нравственность рыцарства, по которой благородные люди оказываются жертвами коварных честолюбцев (старый барон Отто, и его семья, и Ромуальд фон Мей), В повести намечается некоторое усиление народного коло
рита. Включаются образы пленных новгородцев, Всеслава и Андрея, которые находят общий язык с эстонскими крестьянами-простолюдинами, освобождают из темницы Эвальда и карают Ромуаль-да. Все органичнее спаянными у Бестужева оказываются судьбы русского и эстонского народов.
С наибольшей художественной мотивированностью нарастание демократической силы, которая взрывает рыцарство, показано в "Ревельском турнире", лучшей повести ливонского цикла. Победителем спесивого рыцаря Унгерна оказывается молодой рижский купец ЭДВИН, которому и латы, и копье, и меч пришлись по плечу. Ему достается царица турнира, дочь барона Буртнека. Эдвин сильнее всех рыцарей и нравственно: "он умел мечтать и чувствовать". Его победа над рыцарем кончается городской свалкой, дракой между благородной аристократией и "черноголовыми", то есть купцами, которые единодушно поддерживают Эдвина. Бестужев в повести исторически верно показал обреченность рыцарства и всего феодального уклада.
И уже совсем внешней ширмой ливонский колорит выступает в повести "Кровь за кровь". В развенчании самодурства и зверстЕ феодалов видны явно русские помещичьи. порядки. Не случайно исследователи давно сопоставляют ее с "Дубровским" Пушкина. Вместе с тем ливонский колорит здесь отработан лучше, чем в какой-либо другой повести: мастерство Бестужева нарастало. И то заветное, что всегда водило его пером в этих случаях, — сказать громче о русских порядках, — в этой повести выступало как прямая аналогия. Даже, кажется, ссылки на ливонские хроники здесь служат для отвода глаз цензуре. В самом повествовательном строе чувствуются не традиции трубадуров, а образы и мотивы русских сказок, вплоть до таких прямых речений, как "ни в сказке сказать, ни пером описать"; есть здесь и "избушка на курьих ножках", и образ колдуньи, бабы-яги. И описания Регинальда и его невесты даны в традициях русского сказа: "молодец он был статный и красивый…", "приглянись ему дочь одного барона, по имени, дай бог памяти", "девушка она была пышная, как маков цвет, а белизной чище первого снегу". Снимается и проблема двойной вины: племянник Регинальд отомстил своему дяде Бруно, жестокому обидчику; Регинальда в его самосуде поддерживает парод.