Появился Кирилл, затянутый в ремни, в фуражке, посаженной на голову по–уставному — звезда точно на линии носа. Он уселся в сторонке, выражая всей своей внушительной фигурой: «Я полон почтения, но мнение свое имею».
Участковый Уткин поставил точку, насупив белесые брови, минуту–другую обозревал содеянное, потом, несмело кашлянув, протянул Адриану Фомичу.
— Все ли верно тут нацарапал?
Адриан Фомич, мельком взглянув, отодвинул:
— Да ведь лишнего ты на меня не напишешь, а вины не сымешь, что смотреть.
— Порядок такой… Ознакомьтесь и вы, товарищ Тулупов. И распишитесь.
Женька не притронулся к протянутому акту, скосил лишь глаз, сказал:
— Я против… Ни о какой подписи речи быть не может.
Наступило молчание, темноликая кладовщица у порога протяжно вздохнула, а участковый Уткин завороженно смотрел на Женьку, кротко помаргивал белыми ресницами.
— Как же так? — спросил он.
— Это не укрытие, не присвоение и уж никак не воровство.
И участковый Уткин не возразил, лишь кротко моргал.
— Как же так?
— Я выскажу свое несогласие где следует, — Женьке было неловко под кротким взглядом участкового.
Но Уткин не успокаивался:
— Как же так? Получается: документ только мною освидетельствован?
— Не подпишу, извините.
— Имеете право! — вдруг веско заявил Кирилл.
И участковый Уткин обратил помаргивающие ресницы в его сторону.
— Имеет полное право не подписывать, ежели не согласен.
— Но что же получается? Я один документ освидетельствую. Выходит, что мне одному желательно Адриана Фомича привлечь.
— Не подпишу вашу бумагу.
Участковый Уткин совсем было закручинился, но вдруг широко, во всю свою просторную физиономию, улыбнулся, стал складывать акт, засовывать его в сумку:
— Не подписываете, и отлично! Очень даже!.. Кто говорит, что вы таких прав не имеете? Имеете! Я предлагал — вы отказались, свидетели есть. Заставить силой не могу. А документик… Документик–то… Адриан Фомич, пока что силы не имеет…
— А если не секрет, как там планировалось — под статью кодекса подвести или же припугнуть только? — поинтересовался Кирилл.
— Точно не знаю, — отозвался участковый. — Я погоду не устанавливаю… По моим наблюдениям, ввиду острого положения могут и под статью. Вполне могут. Нынче с хлебом большие строгости.
— Попугать отца было бы даже очень полезно. Для оздоровления. У тебя, отец, одна болезнь, — Кирилл, скрипнув ремнями, повернулся к Адриану Фомичу: — мягкотелость! Да! Из жалости ты и пшеничку эту придержал, не для себя, для людей, — мол, им туго. А на мягком–то железные чирьяки вскакивают. Так–то!
