Один мой хороший знакомый, оказавшись в студенческие годы в Париже, первым делом захотел побывать в Сен-Дени, усыпальнице королей. Любовь к культурно-историческим символам чудом не обошлась ему слишком дорого. За пять остановок до Сен-Дени из вагона вышел последний белый. За три остановки до Сен-Дени из вагона вышел последний цветной, не имеющий вопиюще криминального вида. Величественные надгробия не произвели сильного впечатления. Осмотреть-то он их осмотрел, но думал при этом только о том, доберется ли живым до дому. Полиции на улицах не было вообще, вместо нее открыто царили продавцы и потребители наркотиков, резвилась шпана. Много занятных уличных сценок мой знакомый успел повидать средь бела дня (оставим за скобками, что же творилось ночью). Это было более десяти лет назад, надо сказать. Сегодня он едва ли отделался бы легким испугом.
История каждого большого города помнит, как спокойные и достойные районы превращались в «дно». Даже лондонский Минт, печально известная в XVIII веке вотчина висельников, место продажной любви и беспробудного пьянства, столетье эдак в XVI радовал глаз веселыми палисадниками, мимо которых поспешали на базар почтенные матери семейств. Дно — паразит большого города, — всегда ждет, куда б ему еще разлиться, в каком направлении увеличиться. И вот уже фасады домов грязны, и страшно зайти в подъезд, и Закон отступает, нет, не перед произволом, перед другим законом, законом дна. Дно современного европейского мегаполиса отличается от дна прежних столетий только одним, зато чрезвычайно важным признаком: этнорелигиозным. Закон, который дно хочет устанавливать на «своей» территории — теперь не «закон» уголовников, а закон шариата. С одной стороны — в новостных сводках постоянно проходят факты вроде волеизъявления немецкой уммы или шуры, или как ее там еще, жить по шариату внутри демократичнейшей Германии, одним законом внутри другого, варварством внутри цивилизации. С другой стороны — малейшее предположение, что нечто подобное возможно и у нас, моментально провоцирует наши власти на неадекватно жесткие высказывания против мифической «ксенофобии».
Да чем же мы так отличаемся от германцев и французов, что обязаны закрывать глаза на очевидное? Сен-Дени является районом, откуда целенаправленно выдавливаются представители государственного закона. Подростки делают ложные телефонные вызовы, а когда полиция приезжает, нападают из засад: им ничего не грозит, они — несовершеннолетние, и на смену им рождаются все новые юные беспредельщики. Все продумано и просчитано: прежде, чем ехать по такому вызову, полицейский должен хорошенько вспомнить о том, что у него есть семья. У нас представителя нижнего яруса исполнительной власти проще купить, чем запугать. Но что меняют мелочи подобной специфики? Почему мы не вправе видеть объективных процессов? Почему у них — формирование шариатских зон, а у нас — нехорошие националисты- хулиганы то и дело нападают на мирных и скромных дворников и торговцев фруктами?
