- Покажите мне какие я ошибки сделал!
- Вы что, молодой человек, педагогу не доверяете? - удивленно произнес директор.
- Не доверяю, - резко отчеканил я.
- Зачем же вы к нам приехали? - саркастически сказал директор. Вам тогда не учиться надо, а создавать свою школу и учить других. - И оборачиваясь к отцу, добавил. - Извините, Григорий Иванович, но у меня, к сожалению, нет времени для столь интересной беседы с вашим сыном. Я все сказал. Счастливой дороги!.
Я выбежал из директорского кабинета. В груди моей кипели слезы гнева.
Все восемьдесят километров обратной дороги я переживал разговор с директором, укоряя себя за. то, что не смог в разговоре как следует уязвить его. Он, в моих глазах, был наглядным примером классового врага. Не заезжая даже во двор, я спрыгнул с брички и помчался к Михаилу Ивановичу. Я запомнил все экзаменационные задачи и решил их в его присутствии. Он страшно возмутился и тут же написал в уездный отдел народного образования жалобу на неправильные действия экзаменаторов. Одновременно и я написал в уком комсомола письмо о том, что в Молоканке создана не профтехшкола, а гнездо контрреволюционной белогвардейщины. К счастью, в то время "бдительность" еще не достигла той степени, что в 30-х годах, и мое заявление не имело трагических последствий.
Однако наши с Михаилом Ивановичем заявления оказались результативными. Не знаю, чье больше повлияло - его или мое, но Михаил Иванович получил из Наробраза официальное сообщение, что решение приемной комиссии в отношении меня отменено, и я без экзамена зачисляюсь в профтехшколу, как сын трудового крестьянина. Но я сказал Михаилу Ивановичу, что в это змеиное гнездо не полезу. Тем более, что они меня зачисляют из милости, "как сына трудового крестьянина", а я сдал письменную математику и могу сдать все остальные экзамены. Так в Молоканку я больше не поехал, хотя был зачислен в училище. Два года спустя я встретился на Донецком металлургическом заводе с бывшими своими одноклассниками по реальному училищу, которые учились в молоканской профтехшколе и, закончив ее, приехали на этот завод техниками. Они рассказали, что в списке, который был вывешен после экзаменов моя фамилия фигурировала в числе принятых в школу.
Вернувшись из Молоканки я еще с большим энтузиазмом окунулся в комсомольскую работу. На очередном политзанятии я рассказал о том, что видел в Молоканке. Мой вывод из этого: мы, дети трудящихся, должны теснее сплотиться вокруг советской власти и помочь ей овладеть не только хозяйством, но и наукой, чтобы училась трудовая молодежь, а не белогвардейские сынки, как в Молоканской профтехшколе. Опасность контрреволюционного переворота, о чем ежедневно твердила советская пропаганда, после поездки в Молоканку представилась жизненной реальностью. И то, что мы в такой напряженной обстановке формально остаемся не комсомольцами, представлялось мне совершенно недопустимым. Я твердо решил идти в уком комсомола, даже если никто другой не пойдет. Но пошел Митя Яковенко.
