…Лиза видела много муки. Её сердце отзывалось всякой чужой боли, было полно своей. Но эту боль причиняли люди: друг другу или сами себе. В ней всегда был кто-то виновен, и от неё всегда можно было избавиться. Но здесь была и боль, возникшая случайно, без повода, из несчастливого стечения обстоятельств — и ещё из чего-то немыслимого, что даже медиум едва мог почувствовать и не имел сил назвать.
Текли минуты. Из дальней двери показались две женщины. Выжившую из ума старушку лет вела под руку дочь, сама уже старая, горбатая карлица… У Лизы в горле встал ржавый ком. Она была невидимым облаком, но даже облако уже таяло, перерождаясь в самодостаточный орган чувства — и она чувствовала и знала всё. Всю их жизнь напролёт. Интеллект у карлицы тоже был сниженный, но не из-за деменции, а с рождения: лёгкая форма дебильности. Мать и дочь шли и тихонько переговаривались. Эндокринолог велел старушке ограничить потребление сахара. «Сладкое, говорю, ограничить!» — прикрикнул он, раздосадованный, отчаявшись что-то ей втолковать.
— Граничи-граничи… — говорили друг другу старушки, кивали и улыбались, — граничи-граничи…
И тогда Лиза испугалась.
У нее уже не было сил сострадать. Она испугалась за себя. Ей предстояло окунуться в сознания этих страшно несчастных, неизлечимых, безнадёжно неполных людей. И ей нужно было сохранить здравый рассудок и способность действовать! Что, если Марта Андреевна придет сейчас?…
Старушки шли медленно-медленно: у одной были больные ноги, второй мешал горб. Они льнули друг к другу, улыбались и переговаривались — одним-единственным словом, одной интонацией. Граничи-граничи…
«Господи! — безмолвно закричала Лиза, — зачем Ты это делаешь?» — и ещё: «Ма, почему ты оставила меня здесь?!»
…И руки Ма легли ей на плечи. Только в этот миг Лиза поняла, какая её колотит дрожь. Она едва владела собственным телом. Немудрено: только что её тела для неё не существовало… А Ма стояла над ней спокойная, как каменная баба. Она была в белом халате, на сгибе локтя висел второй.
— Идем, — невозмутимо сказала Ма.
Подождала секунду, подняла Лизу за плечи и сама одела её в медицинский халат.
Марта Андреевна припасла и бахилы, и одноразовые чепцы — достала их из карманов уже у дверей отделения. Всю дорогу она держала Лизу за руку, и та почти успокоилась. «Ты не переживай, — бурчала Ма себе под нос, — это я виновата, старая дура. Совсем очумела. Бросила тебя там. Прости меня, Лизка, пожалуйста». Лиза не могла ответить. Больше всего ей хотелось уткнуться носом в плечо Ма, в кусачую шерсть малинового её свитера, и посидеть так. Но времени не было.
