Д'Анкосс, который, в своих коричневых вельветовых брюках, тяжелых горных ботинках, свитере мягкой пушистой шерсти, наброшенном на белую рубашку, и помятой фетровой шляпе, казалось, сошел с альпийской гравюры начала прошлого века, курил трубку, оглядывая горизонт, на котором в его воображении наверняка клубились тысячи отважных всадников, издающих воинственные возгласы и размахивающих саблями. Роман тоже отпустил на свободу свои мысли, каждый раз они уносили его от этих широких просторов и неумолимо возвращали клетушку в три на три метра, где он провел пятнадцать лет.
Однако Антуан Д'Анкосс вовсе не размышлял о людях, которые когда-то жили в этих не слишком гостеприимных краях. Он думал о Максе, своем приятеле, о раке, который разъедал его печень. Он думал обо всех своих умерших друзьях, об эпохе СПИДа и о том, как они с Максом рука об руку миновали самые страшные пики эпидемии, пока не почувствовали себя спасенными, выжившими и спасенными, и это только затем, чтобы узнать, что у Макса рак, какой-то дурацкий рак, и что он скоро умрет. Он вовсе не думал о всадниках, которые когда-то спускались по этим склонам, он вспоминал об их с Максом прогулках верхом по дюнам в Вандее, особенно о последней, когда Макс еще мог держаться в седле. Да, он согласился на эту экспедицию, чтобы бежать, бежать от своей умирающей любви, бежать от боли и тоски. Он подумал, что это трусость. Ему было грустно.
Кто-то похлопал Романа по плечу. Это был Ян, затянутый в свой любимый темно-синий комбинезон, какие носят механики. («Жутко удобно, столько карманов!»)
— Ну так где твои таинственные камни?
Роман бросил стаканчик в пластиковый мешок, который служил для сбора мусора.
— Там.
Внезапно перед ними как из-под земли вырос Омар — помятая джелаба[4], паколь [5], прическа, сделанная явно наспех.
— Sabr Kuned! Подождите меня!
Роман похлопал его по плечу:
— Проспал? Что тебе снилось? Твоя невеста?
Молодой человек покраснел до ушей и нервно потянул себя за бороду. Он был влюблен в дочь своего профессора, неприступную и равнодушную. Они удалились, сопровождаемые кошачьим взглядом Татьяны, которая занималась макияжем, ее полные губки сложились в чувственную гримасу. Сама она считала себя воплощенной женственностью, не забывала об этом ни при каких обстоятельствах, а на причудливые наряды Лейлы смотрела с нескрываемым осуждением.
Ян шел впереди, не в силах сдержать нетерпение.
— Поторопитесь! — не выдержал он. — Через час нужно выезжать.
