— Как это? — спросил парень.
— Потом расскажу... А раз так, то мы должны быть или знакомыми, или родственниками. Фамилию мы можем любую взять: Чумаченко, Бородины, Луценко... Больше всего у нас в селе Луценков, как говорится, Луценко на Луценке сидит и Луценком погоняет...
— Давайте остановимся на Луценко. Нейтральная фамилия, легко запоминается, — предложил старичок.
— Значит, так, меня зовут Семеном. Семен Васильевич Луценко. А вас...
— Игнат Фомич... Ну и Луценко же, — сказал старичок.
Бакай не счел нужным скрывать свое имя:
— Федор Иванович. И тоже, выходит, Луценко.
— Иванович, Иванович... Ну что ж, пусть будет Иванович. За двоюродного брата сойдете.
— Сойдет! — согласился Федор. — По внешнему виду мы вроде и похожи, — пошевелил он крутыми плечами.
— Ну а если я буду Алексеем Ивановичем Луценко? — спросил молодой парень.
Семен молча кивнул головой.
— Что ж, вроде бы и добре. Вот только вид... Ну Федор, — кивнул он на Бакая, — моряк, он сойдет и за рыбака.
Федор удивился проницательности Семена — ведь вот всего несколько часов побыли вместе, за это время и десятком слов не обмолвились, а определил, что моряк...
— А вот вы, Игнат Фомич, на рыбака... ну совсем не похожи...
Тот смущенно улыбнулся, потрогал свою бородку, пенсне.
— Да, рыбачить мне не приходилось, хотя, в общем-то, с рыбой я знаком, и не только в смысле кулинарии. Ну а если выдать меня за какого-нибудь писаря, приехавшего к родственникам, а?
Семен согласно кивнул головой, пусть, дескать, будет так. Да и что ему оставалось делать?
— А теперь я вам покажу, что такое сандоль...
Семен направился к шаланде и возвратился с металлической, вернее водопроводной, трубой сажени в полторы длиной. На одном конце ее было кольцо с привязанной к нему веревкой, на другом виднелась зазубрина.
— Вот этой штукой мы и сандолим белугу. Значит, шаланда идет по мелководью, кто-то забирается на мачту — обычно-мы для этого пацанов берем — и смотрит вперед, показывает, куда идти. Сандольщик, конечно, наготове, увидел рыбу — бьет ее. Вот эта штука, — он выдвинул из трубы, как лезвие складного ножа, зазубрину, — открывается, и уже белуга не сорвется. Тогда ее баграми под жабры и в лодку. Я буду сандольщиком, вы, Игнат Фомич, и ты, Федор, с баграми, а ты, Алеша, наблюдатель. Все ясно?
— Ясно!..
— Тогда будем готовиться.
Шаланда кренится то на правый, то на левый борт.
Рыбак наклонился вправо, скрипнул в гнездах перекладываемый руль, заполоскался парус — шаланда обходила невидимое препятствие. И когда дубок выпрямился и ванты загудели от ветра, продолжал:
