— Миледи! Дело не в этом, а в том — перед кем выступает! — запальчиво воскликнул один из студентов, брезгливо скривив рот.
— Что же там происходит? Почему тихо? — В словах девушки в очках был испуг.
И тут из театра вырвался гром рукоплесканий. Аплодисменты перемежались восторженными криками.
* * *
Благодарные зрители неистово рукоплескали. Шквал аплодисментов утих, когда на сцену поднялись два друга — матрос и солдат. Но куда девалась вся смелость Василия Захарова и Тиграна Григоряна? Матрос, заметно смущаясь, произнес:
— Уважаемая землячка! Спасибо вам... согрели душу... Не обессудьте, мы от всего сердца...
Тигран торжественно протянул актрисе каравай черного хлеба, добавив:
— Хлеб. По-кавказски — ац, пури, чурек. Бери!
Тигран крепко нажал большим пальцем на хлеб, пробуя, очень ли черствый. Улыбаясь во весь рот, сказал:
— Крепкий, как Арарат. Но, душа любезный, с чаем будет хороший, как теплый-теплый кавказский хлеб. От всего сердца, душа любезный! На здоровье!
Растроганная балерина взяла каравай, прикоснулась к нему губами. Потом сделала шаг к матросу и солдату, смущенно топтавшимся на месте, расцеловала их. Кто-то в ложе, где сидели товарищи из Смольного, громко крикнул: «Вот как целуют революцию!»
* * *
В своей уборной балерина почувствовала, что силы покидают ее... Она тяжело опустилась в глубокое кресло, сильно сжала голову руками... Кто-то стучал в дверь. Может быть, даже сразу несколько человек...
— Я никого не могу принять... сейчас, — тихим голосом попросила Анна Орестовна свою верную гримершу Настю.
Настя направилась к двери с ключом, но после еще одного настойчивого стука в комнату вошли двое. Гринина узнала в одном из них веселого француза, который, конечно же, пользуясь знакомством с русской балериной, считал своим долгом выразить ей восхищение. Второго она видела впервые, но в том, что он тоже был иностранцем, не сомневалась. Не успел Бланше закончить просьбу о коротком интервью для него и коллеги из Болгарии, как вошел Леопольд, бросил на мужчин быстрый оценивающий взгляд, поторопил балерину:
— Вас ждет... толпа. Советую с черного хода. Там будут сани...
— Пойдемте, — балерина поднялась. — Я, право, устала, господа, — сказала она гостям.
— Болгарский журналист Христо Балев, — представил Бланше своего друга.
Гринина протянула руку.
— Господин болгарин, — улыбнулась она. — Мы, кажется, с вами соседи? Интервью можно и завтра, не так ли?
— Как вы пожелаете, госпожа Гринина, — сказал Балев. — Для летчика «завтра» надежда, для журналиста существует только «сегодня».
