Он обволакивал меня этим темным горячим взглядом, раскрывавшим передо мной всего его до самых глубин души, такого, казалось, бесконечно преданного, невинного и нежного, как раньше.
— Самая большая вина твоя в том, что ты усыпил мою бдительность. И вот в сорок четыре года я осталась без ничего: без профессии, без другого интереса в жизни, кроме тебя. Если бы восемь лет назад ты предупредил меня, я сумела бы сделать свою жизнь независимой и легче бы приняла возникшую сейчас ситуацию.
— Но, Моника, — сказал он в изумлении, — я изо всех сил настаивал семь лет назад, чтобы ты работала секретарем в «Медицинском обозрении». Это было тебе по силам. И ты могла в дальнейшем занять хороший пост. Но ты не захотела!
Я почти забыла об этом предложении — таким несвоевременным оно мне показалось тогда.
— Быть целый день вдали от дома и детей за тысячу франков в месяц — я не видела в этом смысла, — произнесла я.
— Именно так ты и ответила тогда. А я очень настаивал.
— Если бы ты сказал мне истинную причину: что я уже не была всем для тебя и что мне следует держать дистанцию, я бы согласилась.
— Я опять предлагал тебе работать, в Мужене. Ты снова отказалась.
— В то время мне было достаточно твоей любви.
— Еще не поздно, — произнес он. — Я легко найду тебе занятие.
— Ты думаешь, это меня утешит? Восемь лет назад в этом еще был какой-то смысл. У меня было больше возможностей чего-то достичь. А теперь…
На этом пункте мы застряли надолго. Я прекрасно понимаю, что возможность занять меня каким-нибудь делом облегчила бы его совесть. Но у меня нет желания ее облегчать. Я вернулась к нашему разговору первого декабря (памятный день!). Он действительно считает меня эгоистичной, деспотичной, назойливой?
— Даже со злости выдумать все это ты не мог.
Он поколебался, улыбнулся, стал объяснять. Мои недостатки проистекают из моих достоинств. Я всегда здесь, всегда начеку. Бесспорно, это ценно. Но иногда, например, когда плохое настроение, это утомительно. Я так предана прошлому, что забыть какую-нибудь мелочь — преступление, а меняя мнение или вкусы, чувствуешь за собой непонятную вину. Пусть так. Но давала я ему повод затаить на меня обиду? Десять лет назад он был в обиде на меня, я знаю. Мы много ссорились. Но все кончилось хорошо. Ведь он поступил так, как хотел, и с течением времени я поняла, что он прав. А в отношении нашего брака, считает ли он, что я принудила его? Вовсе нет, мы все решили вместе…
— Ты тогда упрекнул меня, что я не интересуюсь твоей работой.
