Диана рассказала мне одну историю, правда слишком туманную, чтобы я могла ею воспользоваться. Ноэли едва не предстала перед Судебным советом, так как втерлась в доверие к клиенту другой женщины-адвоката, очень выгодному, и он забрал у той дело и передал его Ноэли. Такие поступки считаются во Дворце правосудия недопустимыми, а за Ноэли такие грехи водятся. Но Морис на это сказал бы: «Сплетни!» Я говорила ему, что дочь Ноэли жаловалась, будто мать совсем забросила ее.
— Все девочки в этом возрасте жалуются на своих матерей: вспомни трудности с Люсьенной. На самом деле Ноэли совсем не забросила свою дочь. Она учит ее самостоятельно выходить из затруднительных положений, жить своим умом, и она права.
Это как камень в мой огород. Он часто насмехался надо мной за то, что я как наседка.
— И эту девочку не смущает, что какой-то мужчина ночует у ее матери?
— Квартира большая, и Ноэли очень осторожна. Кроме того, она не скрывала от нее, что со времени развода в ее жизни бывали мужчины.
— Довольно странная откровенность матери с дочерью. Положа руку на сердце, скажи, тебе не кажется это несколько неприличным?
— Нет.
— Не представляю себе, чтобы у меня могли быть такие отношения с Колеттой или Люсьенной.
Он ничего не ответил. Его молчание красноречиво доказывало, что воспитательные методы Ноэли куда лучше моих. Я была задета. Вполне очевидно, что Ноэли ведет себя так, как это устраивает ее, не заботясь об интересах ребенка, тогда как я всегда поступала наоборот.
— В общем, — произнесла я, — все, что бы ни делала Ноэли, — хорошо.
Он сделал нетерпеливое движение:
— Ах, не говори все время о Ноэли.
— Как же я могу удержаться? Она занимает место в твоей жизни, а твоя жизнь касается меня.
— Одно тебя касается, другое нет.
— Как это?
— Например, моя работа. По-моему, она тебя не касается. О ней ты никогда со мной не говоришь.
В его голосе была злость. Я нежно улыбнулась ему.
— Дело в том, что я люблю и уважаю тебя независимо от того, что ты делаешь. Если ты станешь великим ученым, знаменитым и все такое, я не удивлюсь, ты на это, разумеется, способен. Но, признаюсь, в моих глазах это ничего тебе не прибавит. Тебе непонятно?
Он тоже улыбнулся.
— Да нет, понятно.
Он не первый раз жалуется на мое равнодушие к его карьере, и до сих пор я была даже довольна, что это его немного злит. Внезапно я поняла, что это было ошибкой. Ноэли читает его статьи, говорит о них, чуть склонив голову, с улыбкой восхищения на устах. Но как я могу изменить свое отношение? Это было бы шито белыми нитками. Весь этот разговор был мучителен для меня. Я уверена, что Ноэли плохая мать. Женщина, столь сухая и расчетливая, не может дать своей дочери того, что отдала своим дочерям я.
