— Не…е, это не мы, дяденька,. — отвечали мальчики. — Это Пава!
— Какой Пава?! Где ваш Пава?
— Пава уехал. Он же здесь пишет: «прощай, уезжаю я в Шанхай». Дяденька, дайте «сорок» — попросил один из подростков.
Милиционер, откусив, как того требовала вежливость, самый конец цыгарки, протянул дымящийся окурок. При виде начавшегося братания, профессор Зайцев молча двинулся к дому. У входа его нагнал милиционер.
— Гражданин домовладелец, — строго отнесся он к Зайцеву, указывая рукой на номерной щиток, — почему вы, согласно постановления горсовета, до сих пор не повесили щиток нового образца. Придется протокол!
— Зайдите ко мне, — упавшим голосом проговорил Зайцев. — Я осмотрю вашу пятку.
Через час после ухода стража началась такая бомбардировка забора, что профессору пришлось для собственного спокойствия увести со двора Эзопа и спрятать к себе в кабинет.
— Что, Эзопушка, уходили тебя голубчики?! — говорил Леонид Петрович тяжело дышавшей собаке. — Очень тебя понимаю! Такая, можно сказать, нелепая мелкота, а ничего с ней не поделаешь. Обидно! Стоило нам с тобой после этого кончать университеты! Клим Ворошилов призывает «бить врага на его территории и его же оружием». Хотел бы я увидеть, как это будет у него выглядеть на практике! Нам же, по его рецепту, остается только забраться в халупу к папе Палому и вылакать всю его старку.
Эзоп смущенно глядел в сторону. Он сознавал, что ему, дворовому и блохастому, да и к тому же еще не больному, совсем не место в докторском кабинете.
— С кем ты, папа, разговариваешь? — спросила Зоя, заглядывая в дверь. — Боже мой, Эзопка! Ты что здесь делаешь?
— Обсуждаем с ним международные проблемы, — отвечал Леонид Петрович. — И выходит, дела не важны. Наш домик, Зоинька, случайный, временный островок. Кругом чаща, там и скачут и свистят, и стихи сочиняют. — Леонид Петрович задумался, потом: — Мне сегодня в университете сказали, что профессор Сергеенко, якобы, сознался во вредительстве, — тихо проговорил он.
— Какой ужас! — вдруг опала лицом Зоя. Она присела на ручку кресла и обняла отца. — Папа, мне стыдно, что я в комсомоле. Это была подлость, выйти же сейчас — погубить все!
— Не мучайся, Зоинька, — серьезно сказал Леонид Петрович. — От человека, попавшего в плен к гориллам, нельзя требовать, чтобы он неустанно дергал их за хвост. Хотя бы это и предписывал а ему строгая этика. Ты поступила в комсомол, я хожу лечить мохнатое превосходство. Вое мы так или иначе запачкались, теперь важно только сохранить свою душу. Конечно, гадко, но вся история затянулась слишком долго.
