— Воронежский скорый мимо пробегает, а у вас, папаша, в окнах по фронту канареечная птица и герань стоит, что царское мещанство. Читали, небось, газеты, что теперь красивая, зажиточная жизнь на первом плане, значит всякое обилие.
— Какое же, говорю, я тебе еще обилие выставлю?! Разве поросенка за ножку в окне привяжу?!
Поморщился. — Опять, папаша, отвечает, совсем не то. Экий вы, извините, политически неграмотный. Поймите, у вас полустанок, значит красный транспорт, а не сельская выставка. Герань и клетку немедленно уберите, в следующий раз я что-нибудь созвучное вам на витрину привезу. Потом при клубе кружок по изучению европейских танцев организовался.
— Ну и пляшите, говорю, вы люди молодые.
— Да нет же, отвечает, мы и вас, папаша, втянуть намерены. Хотим из вас выковать всесторонне-развитую социалистическую личность.
— Ты что, одурел что-ли?! — рассердился я. — Я за тебя, паршивца, дочку свою выдал, а ты ковать меня собрался! Иди с развитой социалистической личностью знаешь куда …
— Ну ладно, ладно, говорит, — зазвонил и укатил на своей дрезине.
Дешево, думаю, отделался. Попутный ветер! Но не тут-то было. Вскоре опять заявился, теперь с Наташкой. С первых слов на меня напустился:
— Папаша, говорит, открылась политмассовая кампания в полном объеме. Сам товарищ Зорев приезжал. Ростов, Батайск, Новочеркасск уже танцуют. 100 процентов охват! Допрофсож нам инструктора выделил. Теперь я вас освобождать больше не могу — скажут, покрываю как родственника. Беспрекословно добровольно записывайтесь!
— Папочка, — просит Наташка, — не подводите Тодю. Вы еще не старик, ну что вам стоит! Ваш Федор Павлович и тот записался.
Насели, как клопы из старого дивана, не отпускают! Тут я смалодушничал, чего для своего дитяти не сделаешь! Схожу, думаю, раза два, а там кампания, есть надея, и сжухнет. Кроме того, если такой человек как отец Феофил записался, значит так и надо. И записался себе на погибель!
В субботу побрились мы не в зачет, почистились насколько возможно и поехали с вечерним дачным на урок. Настроение хоть вешайся, Федор Павлович же сбоку печально так скулит:
— Люди в храм на вечерню направились, а мы черта тешить спешим, — и прочее подобное. Не выдержал я наконец, говорю:
— Первым записались!
До станции доехали мы молча, вылезли и по грязи потащились в клуб, на собачью свадьбу.
Там, в зале, уже полный подвижной состав пригнан, все свои: машинист Петров, смазчик Иванов и Сырочкин, кондуктор Авдеев и прочие линейные. В ряд с дамами выстроились. На них со стены папаша-усач вызверился и на полотнище его последняя заповедь воспроизведена: «Жить, мол, стало слаще, жить стало веселей!» Отметились по списку и тоже стали. Нарядили мне парой нарпитовскую кухарку, прозванную Ли- липу той по причине ее толщины и малого роста. Инструктор говорит:
