– Твое лицо непременно должно быть таким счастливым? – спросила ее тетушка Милагрос, когда они сели в повозку, запряженную мулами, чтобы доехать до дома.
Около семи часов вечера они входили в дом Ла Эстрелья, смеясь над полицейскими и просто так, от полноты жизни. Хосефа выслушала всю историю, но не смогла простить им тот страх, который она пережила, когда они не вернулись вовремя. Она назвала их безответственными и самонадеянными, расплакалась от злости и пригрозила посадить всех троих под замок, пока не закончится выборная лихорадка.
– Так выборы тебя больше не интересуют? – спросил Диего, с нежностью вспоминая о тех временах, когда его жену волновали только романы.
– Я их ненавижу. Я вернусь снова к Золя и к поэтам.
– К Золя?
– Пусть все опасности будут только на бумаге.
– А любовь? – спросил Даниэль, глядя на Эмилию со сладострастием сообщника.
– И она тоже только на бумаге, – ответила Хосефа.
Даниэль попрощался и ушел с Милагрос, но после полуночи вернулся в дом Ла Эстрелья. Он открыл входную дверь ключом, который дала ему тетка. Бесшумно поднялся по лестнице, прошел через гостиную и медленно открыл дверь спальни Эмилии.
– Выходи за меня замуж, – попросил он, стягивая одежду и забираясь к ней в постель.
– Сколько раз? – спросила Эмилия, снимая через голову ночную рубашку.
– Много, – ответил Даниэль, когда она притянула его к себе в темноте.
Они не спали. Они почти не разговаривали. Много часов подряд они были заняты любовной игрой, не в силах оторваться друг от друга, беспечные и любопытные.
– У тебя звезда на лбу, – сказал Даниэль, склонившись к ее груди.
Эмилия погладила его по голове, а потом уткнулась лицом ему в колени и расплакалась, как от горя.
На заре их сморил сон. Их ноги сплелись, и, только когда солнце было уже очень высоко, запах кофе проник в спальню и спутал память их общего сна.
Эмилия услышала, как Хосефа поет в кухне, и открыла глаза. Она оглядела Даниэля, лежащего рядом с ней. И весь он, от пальцев ног до кончиков спутанных волос, был для нее лучшим пейзажем в ее жизни. Она подумала, что его облик, вне связи с исходящей от него силой и с узами, которыми они соединены, сохранится не только в ее памяти, но и в самом воздухе ее комнаты.
– Что тебе снилось? – спросила она, видя, что он проснулся.
– Так, всякие пустяки, – ответил Даниэль сонным голосом с ангельским выражением лица, которое бывает только у тех, кому везет в любви. А потом он снова спрятался в нее, говоря, что у него нет в мире другого убежища.
