Дафна, покраснев, отвернулась. Кто-то бежал к ним по колоннаде перистиля, и Олимпия продолжала:
— Вон твой будущий муж, Дафна. Разве он не красив? Разве он не равен красотой самому Аполлону? Он сумеет удержать тебя у домашнего очага.
Подбежав к ним, Клеомед остановился и приветственно поднял руку. Даже распухший нос и заплывший глаз не портили его красоты. Бронзовое от загара тело было по пояс обнажено. Как у всех атлетов, его волосы были подстрижены очень коротко.
— Хайрете! — воскликнул он, обращаясь ко всем, но взгляд его был устремлен на Дафну, которая прильнула к отцу и что-то шептала ему на ухо. Молодой боец медленно обвел всех взглядом, словно маленький ребенок. Все молчали, и он смущенно засмеялся.
— Мы хорошо дрались с Буто сегодня утром — пять схваток без единой передышки. Он устал куда больше меня. — Клеомед потрогал свой разбитый нос и улыбнулся матери. — Видели бы вы Буто. Я отделал его куда лучше. Он говорит, что я стал гораздо быстрее. Вон он идет, посмотрите на него.
К ним по колоннаде скользящей походкой быстро приближался Буто, учитель кулачных бойцов; его разбитое, распухшее лицо расплылось в широкой усмешке. Клеомед, пригнув голову, поднял мощные обнаженные руки и, мягко пританцовывая, принялся наносить удары невидимому противнику. Вдруг он остановился и повернулся к Дафне.
Она совсем близко увидела шелковистые черные волосы, пробивающиеся на его верхней губе и подбородке, и небольшие, но красивые черные глаза — без следа мысли, как глаза быка, подумала она.
— Клеомед, — заговорил Тимон тоном любезного хозяина, — это асклепиад Гиппократ. Он когда-то был борцом и завоевал юношеский венок на Триопионских играх. В те дни, Гиппократ, о тебе говорил весь остров. Жители Коса хотели послать тебя на состязания юношей на Олимпийских играх. Ты был силен и храбр, и судьи в Триопионе полагали, что ты можешь получить даже оливковый олимпийский венок. Но увы, твой отец решил, что тебе пора учиться врачеванию. Ты жалеешь теперь, что не смог поехать в Олимпию?
Клеомед и Буто слушали архонта сначала удивленно, а потом с интересом.
— Нет, не жалею, — спокойно ответил Гиппократ. — За те ранние годы моей юности я сумел многое узнать о медицине, а ведь жизнь очень коротка. Мой отец был прав. Раб не может служить двум господам, а Медицина — очень ревнивая госпожа. И все же, — тут он с восхищением поглядел на великолепный торс юноши, — даже теперь я, пожалуй, иногда могу позавидовать тебе, Клеомед. Есть вещи, которые не забываются. Когда ветер дует с моря, как сегодня, или я чувствую запах масла и песка палестры, признаюсь, меня охватывает желание вновь состязаться в борьбе или беге.
