Поклонился князь Михайло святым мощам отцов наших чудотворцев Сергия и Никона, приложился к образу святой живоначальной Троицы. После молебна задал архимандрит Иоасаф честной пир князю Михайлу и всему воинству. Такого пира мы, троицкие сидельцы, давно уж не видывали. Всего на столах было в изобильстве: не только хлеба, и толокна, и гороху, и лещей сушеных, и овсяной каши, но и семги соленой, и дорогих вин фряжских, и разных сладких медов.
Иноки меж собой переговаривались в тихомолку и бранили троицких начальников: дескать, зачем нас голодом морили, когда столько еще прекрасных еств оставалось в житницах чудотворцевых?
Но напрасно они бранились. Я-то знаю, сам видел, что те самые погреба и подвалы, откуда мы нынче эти ествы выносили, третьего дня были едва не пусты. Сам Господь, молитвами заступника нашего чудотворца Сергия, чудесно наполнил их к приходу князя Михайла! Так я и объяснял усомнившимся, а со мной и другие, кто на стол подавал.
Князь Михайло образом благолепен: телом преизобилен, возраста превысокого, силу несказанную имеет — сущий богатырь. Не всякий конь его вынесет, у иного и хребет переломится. Лицо же князь имеет круглое, щеки румяные, глаза серые, веселые. Летами же он юн весьма, дватцати трех нету.
Яков же Делагарди образом попроще, хоть и не совсем худосочен. Он тоже молод годами. С князем Михайлом они первейшие друзья.
Задали нам новую работу: все дела отставили, сидим теперь, мастерим лыжи. Лыжей надобно две тысячи пар. Потому что посылает князь Михайло князя Ивана Куракина с большим отрядом на лыжах выгонять Сапегу из Дмитрова.
Я высмотрел Григорья Волуева и стал его просить, чтоб взял меня в войско. Потому что я давно уж хочу совместно с ратными людьми постоять за веру и за Российское государство, а в монастыре мне наскучило. Когда мы в осаде сидели, то я был при деле, и не единожды с врагами бился, и ратным немалую помощь подавал. А теперь нехристи от обители ушли, и у меня никакой охоты нет сидеть тут бездельно.
А с Григорьем Волуевым я и прежде о том говаривал, когда он приходил сюда в первый раз померяться силою с Сапегой. Но в те поры Григорию недосуг был со мной беседовать. Теперь же я ему рассказал, что умею и из пищали стрелять, и из пушки, и на коне скакать, и копьем колоть, только саблей не умею, но выучусь. И не так уж я молод: пятнадцать лет скоро. А еще знаю по-польски много слов, от пленных и от пана Мартьяша научился, и могу толмачом послужить.
