Когда мы прибыли к Жолкевскому, бой еще длился. Гетман на холмике стоял и воздевал к небу руки, точно Моисей. И сюда к этому холмику поляки везли пленных и добычу.
Они ворвались в обоз московского войска и захватили его. Вот так и вышло, что Жолкевский не получил от Якова в дар соболью шубу, но возместил этот убыток с лихвою, взяв все возы с соболями, которые были приготовлены для Яковлевых людей.
Когда шведы перестали сражаться (а многие из них присоединились к полякам и вместе с ними свой же обоз грабили), некоторые польские роты обратились к острогу, в котором по сю пору сидел Дмитрий Шуйский с несколькими тысячами ратных. Однако сей доблестный воевода не стал ждать, пока поляки доскачут до его крепости. Ворота отворились, воинство выехало вон и поскакало во всю прыть к лесу, искать спасения под сенью древесной.
Там, в стане Дмитрия Шуйского, поляки такую богатую добычу взяли, что в это трудно поверить тому, кто сам не видел. Потому что Дмитрий нарочно всё добро бросил в надежде, что враги станут делить добычу, а он пока уйдет. И этот замысел удался: поляки его не поймали.
Потянулись из русского стана возы бесконечною вереницей. И так все воины Жолкевского в тот день стали богачами.
Об этом Клушинском побоище я скажу еще вот что. Поистине Господь показал всему миру волю свою, против нее же люди бессильны. Ведь это великое низлагание войска московского совершилось вопреки и наперекор всякому человеческому разумению. Наших было 50000, считая иноземцев 8000, а поляков всего лишь 7000. И такой малой горсти даровал Господь столь грозное, и полное, и несомнительное одоление над врагом многажды сильнейшим. Из этого любой имеющий разум может понять, что Бог отвратил лицо свое от царя Шуйского. Так что теперь, если кто по-прежнему будет стоять за Василия против воли Божьей, столь явно показанной, того мы можем без ошибки назвать богоотступником, и богоборцем, и иными грубыми словами.
Гетман Жолкевский, разбив и совершенно сокрушив московское войско, нисколько не стал мешкать и тотчас же повел отряд свой обратно к Цареву Займищу. И всю добычу повезли следом за рыцарством польским, и было там, по-моему, больше возов с добычей, чем самих поляков.
Воинство же польское полсе битвы не только не уменьшилось в числе, но даже изрядно пополнилось из-за передавшихся иноземцев, которых было до четырех тысяч.
Того же дня вечером мы были у Волуевского острога. Стали поляки кричать воеводе Григорию, чтобы он покорился. И хвалились своей победой. А Григорий им ответил, что словам их не верит, и пусть покажут ему пленных и добычу. И это было тотчас исполнено. Повезли перед острогом те прежде помянутые возы с соболями, и с золотой и серебряной утварью и с прочим добром; понесли хоругви московских и немецких полков; показали также карету Дмитрия Шуйского золоченую, изукрашенную; и его саблю персидскую, и шатер его златотканный невиданный, о коем я прежде писал с подробностью.
