Конечно, одному человеку такое не по силам. Он привык, что кто-то всегда рядом, готовит его, дает наставления, организует все наилучшим образом, болеет за него всей душой. Сначала это была жена. Потом, после мучительного периода семейных драм, политических неприятностей, раскола в партии, кадровой чехарды и хоровода невыносимых имиджмейкеров, появилась Вика. Она убедила его, что никакая харизма не выдержит такого бешеного ритма, ему не по чину и не по летам столь часто менять костюмы и декорации.
— Ты должен прежде всего оставаться самим собой, — сказала она, — не смотри на других. Никого не слушай. Кто они и кто ты?
Кто они — соратники по партии, соперники, противники, тусовщики, толпа, он примерно представлял себе. Но кто он — забыл. Его детство, юность, семейная жизнь, болезни и шалости детей, гастрономические вкусы, хобби, привычки дурные и хорошие — все давным-давно стало достоянием публики. Все было растиражировано в десятках интервью, в которых только полный идиот рассказывает правду. Евгений Николаевич так привык к свой вымышленной, пиарошной биографии, что настоящую уже не помнил.
Вика с жаром занялась реставрацией его харизмы. Слой за слоем она соскабливала все лишнее, пошлое, глупое. Она сумела разгадать его беспомощную младенческую суть и стала для него нянькой. Он не мог без нее шагу ступить, не знал, как себя вести, как жить дальше.
— Я так тебя любил, я тебе так верил, — шепотом повторял Рязанцев, тыча вилкой в нежный стебелек спаржи, — предательница, предательница!
Он ткнул так сильно, что треснул тонкий фарфор тарелки. Рядом кто-то кашлянул. Он поднял голову. Над ним стоял метрдотель с телефоном в руке.
— Простите, Евгений Николаевич, мы не хотели вас беспокоить, но это действительно срочно, — произнес он интимным шепотом.
Рязанцев поморщился, промокнул губы салфеткой и взял трубку.
— Вы знаете, что у вас дома сейчас сидит майор милиции? — услышал он мрачный голос Егорыча.
— Арсеньев? Ах, ну конечно. Который час? — спохватился Рязанцев и взглянул на часы, — Надо же, я совсем забыл. И что он там делает?
— Допрашивает эту вашу идиотку Лисову.
— Да, нехорошо, нехорошо. Позвони, пожалуйста, извинись, скажи, что я скоро приеду. И пусть она его угостит чаем, кофе, — Рязанцев старался говорить как можно спокойней, но сдерживался с трудом.
Это в самом деле было ужасно. Сегодня утром позвонили из прокуратуры, он сам попросил, чтобы прислали того милицейского майора, с которым он беседовал в морге, назначил встречу и напрочь забыл о ней. Дело не в майоре, он подождет, ничего с ним не случится. Но то, что такие вещи легко вылетают из головы, — очень неприятный и опасный признак.
