— Так в какой ресторан поехал Евгений Николаевич? — спросил он небрежно.
— Я не знаю, — она всхлипнула и помотала головой, — он не сказал мне.
— Но вы же собирались звонить?
— Нет. Это я так, машинально. Не надо его тревожить. Он скоро вернется, дайте ему спокойно покушать.
Она сидела и плакала. Сане было искренне ее жаль. Ее рыдания казались такими же нарочитыми и неумелыми, как макияж, как вся она, в дорогом, явно тесноватом платье, с крашеными волосами, в жемчугах и с поэтической шалью на плечах. Еще при первой встрече он заметил, как быстро меняется у нее настроение. За сентиментальными рыданиями следуют сухая отчужденность, враждебность, агрессия, затем апатия. И все кажется фальшивым, наигранным, хотя возможно, за этим стоят реальные живые чувства. Просто она не умеет их выразить по-другому.
Он вдруг представил, как ужасно могла раздражать эта женщина своей неуемной заботой, самоотверженным служением. Особенно того, кто нуждался в этом служении, кто легкомысленно принимал его и врал себе, будто это нормально, когда молодая женщина становится приживалкой в чужой семье. Семья пользовалась ее услугами, фыркала в кулачок, если вырывались наружу из пылкой души приживалки мелодраматические, но не всегда безопасные страсти.
Зачем это было нужно Рязанцевым, понять можно. Двое детей, куча бытовых проблем. Вряд ли жена партийного лидера Галина Дмитриевна, кандидат исторических наук, сидела дома со своими мальчиками. Она работала. Известно, что в конце восьмидесятых — начале девяностых, когда ее муж начал делать политическую карьеру, она активно помогала ему. Они много ездили вместе, мотались по митингам, конференциям, симпозиумам. У них тогда не было возможности нанять няню или домработницу, и дружеские услуги Лисовой наверняка всегда оказывались кстати. Но ей, Светлане Анатольевне, зачем это было нужно? Только ради верной студенческой дружбы?
«Я осел! — с удивлением констатировал Саня. — Она просто любила Рязанцева, и любит до сих пор. Это стало главным смыслом ее жизни. А как же тогда жена? Неужели не чувствовала ничего? Неужели не понимала, почему институтская подруга всегда рядом и не пытается устроить собственную личную жизнь? Как они терпели друг друга?»
— Светлана Анатольевна, не надо плакать, — произнес он тихо и ласково, — поверьте моему опыту, так никогда не говорят о прислуге. Так говорят о близком человеке, которого уважают, которому доверяют, без которого не могут обойтись.
