Любомиров поднял глаза от газеты. Теперь мы смотрели друг на друга.
— А! — сказал он хмуро и снял очки. — Проснулся наконец.
— Проснулся наконец, — откликнулся я. — А вы как тут оказались, интересно знать?
— Вошел. Через дверь. Твоя мать дала ключ. Попросила проведать. У нее много работы, — сухо и хмуро отвечал он, разглядывая меня.
— И давно тут сидите? Вы имейте в виду, сиделки теперь дорого стоят. У нас с матерью денег нет, чтобы вам платить.
— Учту. Как себя чувствуешь?
— А вы?
— Я в подворотнях не дерусь. У меня все в порядке. Покажи ногу… Что у тебя там?
— Как я могу показать? Ее нет. Ампутировали. Оттяпали начисто. — Я засмеялся. А он даже не улыбнулся — интересно, он вообще когда-нибудь улыбается? — только на высоком, с залысинами, лбу прорезалась морщина, усталые глаза заморгали.
— Судя по твоему настроению, ничего страшного… Завтракать будешь?
— А вы и завтрак приготовили?
— Я ничего не готовил. Там на кухне оставлено. Принести или аппетита нет?
— Почему нет? Есть! — Я опять засмеялся. — Принесите, Вадим Павлович! А заодно уж почистите за меня зубы, помойтесь и все остальное, ладно? Обслуживать так обслуживать, чего уж там!
Он приподнялся было со стула, но тут же опять сел. Помолчал. Лицо у него было худое, землистого какого-то цвета. Ну, ясное дело: проведешь двадцать или сколько там лет в жаре и чаду доменного производства — свежего румянца не заработаешь.
— Ладно, — сказал он и все-таки встал. — Делай как знаешь. Ты в помощи не нуждаешься.
— А кто нуждается? Мать, что ли? — быстро спросил я.
— Может быть.
— А вы тут при чем, интересно знать? Я давно хотел спросить, Вадим Павлович, вы что, шефство, что ли, взяли над нашим домом? По какой линии — по партийной или профсоюзной?
У него задергался угол рта, но он не кинулся на меня, не заорал, хотя вполне мог бы. А я почувствовал, что завожусь.
— Ходите к нам чуть не каждый день, чаи пьете, газетки читаете, а кто вас об этом просил? Мать просила? Я просил?
— Мы с Ириной Дмитриевной старые друзья, ты знаешь. И с твоим отцом тоже.
— Да ну? — усмехнулся я и приподнялся на локте. И с отцом тоже?
— И с отцом тоже.
— Вот не знал! Я-то, дурак, думал, что вы с отцом заклятые враги.
— Кто тебе это сказал? Нет. Просто мы с ним потеряли всякие связи. А в школе и институте были очень дружны, — ровным, без выражения голосом отвечал Любомиров.
— Выходит, по старой дружбе к нам заглядываете?
— Считай, что так. А ты против? — спросил он, закуривая и затягиваясь так, что щеки запали.
