— Ну да, она, — ответил я вслух. — Кто же еще?
Он пригладил волосы ладонью, одернул пиджак — быстро, немного растерянно, но не суетливо, не испуганно.
— Волнуешься? — жадно спросил я.
— Есть немного.
— Учти, в прошлый раз, — зашептал я, — …ну тогда в Свердловске… когда ты уехал, она очухивалась полгода. Понял?
— Понял. Она всегда была неуравновешенной.
— Помнишь, как ее зовут?
— Помню. Помалкивай.
Только это мы и успели друг другу сказать, да еще я накрыл бутылку и фужеры газетой. Мать вошла в комнату и остановилась в дверях.
Это надо видеть, просто так не расскажешь! Мать прислонилась плечом к косяку. Она протяжно вздохнула, словно простонала: «Ох, господи!» — так же, как тогда в Свердловске.
— Здравствуй, Ира, — дружелюбно сказал отец.
— С приездом, Леонид, — глухо, как неживая, отвечала мать.
— Извини, что ворвался без спросу. Так уж получилось, понимаешь? — попробовал улыбнуться он.
— Понимаю.
— Я проездом. На день или два. Решил навестить Полю и Костю.
— Понимаю.
— Надеюсь, ты не против, что я здесь?
— Ты здесь, — сказала мать, не шевелясь, и это означало: «Раз ты здесь, значит, ничего уже нельзя сделать. Ничего».
Они оба смотрели друг на друга. Вдруг мать усмехнулась.
— Что, Леонид, не узнаешь меня? Сильно сдала?
— Нет, не очень, — выдавил из себя отец.
— Оставь, пожалуйста, — с гримасой на лице сказала она. — Слава богу, каждый день смотрюсь в зеркало.
У меня вдруг закружилась голова и поплыло в глазах. Так однажды было в детстве… но лишь на миг… сразу все прояснилось, и я закричал, как с цепи сорвался:
— Ну вот и познакомились! Это надо обмыть! Выпьем бургундского! — и сорвал газету со столика.
Мать сразу встрепенулась, увидев бутылку «Медвежьей крови». Голос ее окреп.
— Это ты принес, Леонид? — гневно обратилась она к отцу.
— Будем считать, что я, — примирительно ответил он, покрывая меня.
— Ты не будешь пить! Ни капли! — крикнула мать мне.
— Это дискриминация! — завопил я в ответ. — Скажи ей, отец.
— Пусть выпьет рюмку, Ира, — мирно попросил Ивакин-старший. — Ни черта с ним не сделается. Он парень крепкий.
— Конечно, мать! — подхватил я. — У нас же событие! Все равно что появление крупной кометы.
Но она меня не слышала. Она терла руки одну о другую, точно выламывала их.
— Я не спрашиваю твоих советов, Леонид. Я сама знаю, что ему можно, а что нельзя. У него болели почки, ты знаешь об этом?
— В семилетнем возрасте! — выкрикнул я.
— Ты можешь пить, если за этим приехал, а ему я не позволяю. Ты знаешь, что его чуть не убили? Но ему урок не впрок. Он когда-нибудь сам погибнет и меня сведет в могилу. — И трет, трет руки.
