— Если бы я захотел спрятаться, ты бы меня не нашел.
— А что ж ты тут делаешь?
— Бросаю камешки в воду. А что, не похоже?
— О-о, так ты размышляешь, да?
Дракон устроился рядом, присев на корточки, согнутые колени задрались к груди, когтистые ступни зарылись в мусор, лоснящиеся предплечья сложились на коленях. Он подобрал горсть камешков и начал подбрасывать на ладони. Попыхтел.
— Ладно, если ты тут просто так сидишь, в грусти, меланхолии и всякое такое, толку от этого немного. Так что я вполне могу сказать тебе о том, о чем собирался сказать.
Силач подождал и, не услышав объяснений, спросил:
— И о чем же это?
— О Незабудке, — небрежно бросил Дракон. — Старая Воробьиха говорит, будто ей время подходит…
— Что?!
— У нее вот-вот начнутся роды. Я пытался изложить это помягче, исподволь, но ты мне всю игру испортил.
Силач встал и полез вверх по склону из битого и раскрошенного мрамора; мышцы на толстых руках перекатывались еще заметнее, чем у его брата Прыгуна, когда тот взбирался на здание «Первого Аккорда». Значит, ребенок вот-вот родится. Самое время. Еще немного — и было бы слишком поздно, музыканты не поверили бы, что им удалось вернуть младенца, которого похитил Прыгун…
Дракон бросил горсточку камешков в воду и побежал следом за Силачом.
Он смог заснуть только перед самым рассветом, а проснулся через шесть часов, уже почти в полдень. Вкус во рту был такой, будто, пока он спал, туда забралась какая-то мелкая лохматая зверушка и сдохла. Все тело ныло, мысли беспокойно метались. Он вылез из-под одеяла, босиком пошлепал в ванную и уставился на свое вытянутое лицо с заплывшими глазами в трехмерном зеркале.
«Я — Гильом Дюфе Григ, — думал он. — Я Гил».
Трехмерное изображение смотрело на него, как другой человек, а не просто собственное отражение. И еще казалось, будто оно говорит: «Врешь. Ты не Гил. Гил умер прошлой ночью. Ты Гидеон[18].Тебе вообще не место здесь. Ты популяр».
Тогда Гил отвернулся от зеркала и решил не обращать внимания на свое отражение. Он закончил утренний туалет, потом оделся и пошел на кухню завтракать. Отец внизу, где-то в канцеляриях Конгресса, занимался делами города-государства. Мать ушла на встречу с другими женщинами — они там, верно, обсуждали свои сенсоники. Их клуб назывался «Сопереживающие». Теперь, впервые за все годы, он ясно понял, с какой целью они собирались. Женщины встречались, чтобы обмениваться воспоминаниями о сексуальных переживаниях и делать программы своих персональных сенсоников как можно разнообразнее.
