- Кто - она?
- Изабелла Арагонская.
- С чего ты вдруг...
- Да полно тебе! - отмахнулся Гастон. - Не изображай оскорбленную невинность. Только что ты валялся в постели с Изабеллой Арагонской, я это по запаху учуял.
- Ах, по запаху? Подумать только! Наша борзая взяла след.
- Твой сарказм неуместен, дружище. Нюх у меня действительно тонкий пусть и не столь тонкий, как у борзой, но и жаловаться на его отсутствие мне не приходится. Давеча я пытался приударить за этой недотрогой...
- И получил от ворот поворот, - злорадно вставил Симон.
- Всяко бывает, - невозмутимо ответил Гастон. - Когда тебя отвергает чужая жена или незамужняя девица, это всего лишь неудача, в этом нет ничего позорного. А вот один наш общий знакомый (из деликатности и не стану называть его по имени), так его порой отшивает его же собственная жена.
Симон понурился, а Филипп захихикал.
- Итак, - между тем продолжал Гастон, - Франция получила от тебя уже вторую пощечину. Сначала ты отвоевал Байонну, а теперь трахнул жену наследника...
- А ну заткнись! - внезапно вскипел Филипп, глаза его гневно засверкали. - Если я еще хоть раз услышу от тебя это слово применительно к женщинам, которых я лю... которые мне нравятся, - то пеняй на себя и не говори, что я не предупреждал.
Гастон обречено вздохнул.
- В таком случае мне придется вообще позабыть это слово. Ведь ты л ю... тебе нравятся все без исключения женщины, которых можно тра... заниматься с ними любовью... А впрочем, нет. Остаются еще молоденькие плебейки; они не шибко заботятся о чистоте своего тела, моются нерегулярно, и, видимо, потому ты к ним равнодушен - не желаешь слизывать с них грязь.
- Фу! - с отвращением произнес Филипп. - Какой ты пошляк!
- Это уж точно, - послышался с противоположного конца комнаты голос Эрнана. Раскрасневшийся от холодного купания и укутанный в широкую белую простыню, он стоял у двери, ведущей в мыльню. - Филипп совершенно прав: как только в жизни появляется что-нибудь светлое и прекрасное, тут же приходит Гастон и все испошлит.
Альбре демонстративно фыркнул:
- Чья бы корова мычала! Кому-кому, но не тебе, монаху чертову, разглагольствовать про светлое и прекрасное.
- Но и не тебе, жеребцу похотливому, - отпарировал Эрнан, вразвалку приближаясь к друзьям. - А ты, Филипп, хорошо устроился, как я погляжу. Такие шикарные покои, не то что у меня. Мне, к твоему сведению, приходится ютиться в одной жалкой комнатушке... Ну, не так, чтобы слишком уж жалкой, но все же это несправедливо.
