Конечно, Шалашову ничего не стоило спуститься к балагану и разбудить Антошку. Только сначала нужно присмотреться, примериться к человеку, который тебе нужен. Так учил папаня, в он всегда знал, что делать, и в людях ошибался редко.
«Чтоб повадки узнать, человека надо подсмотреть наедине с собой. Тут он у тебя, что букашка на ладони. Среди людей человек самим собой не бывает. Он, будто тигра в цирке, и сквозь огонь прыгнуть может, хотя этакое всему его естеству противно…» — наставительно говорил папаня и расценивал свои советы на вес золота. Сам папаня, благополучно взяв с тайги круглую денежку на безбедное существование, купил домик на окраине крайцентра и лакомился жизнью с шелковой тридцатилетней вдовицей, хотя ему перевалило за семьдесят. Сыновей у старика было четверо, да трое пошли по выбранной самими стезе, а поскребыш Гришуня притулился около. В молодости, которая пришлась на двадцатые годы, старик держался староверческих обычаев, а потом плюнул на бога и подался в дебри, сообразив, что тайга осталась единственным местом, где еще возможно схватить за чуб фарт. И схватил, да с Гришуней делиться не пожелал, но на таежную науку не скупился и советами оделял щедро. Все, что хотел Гришуня в свои сорок лет: чтоб довольная жизнь без хлопот пришла к нему не в шестьдесят, как к папане, а вот сейчас, теперь. Тут папаня тоже не отказал в наставлении.
— Что ж, — разглаживая едва тронутую сединой бороду, щурился Прохор. — Рискни.
— Вы же, папаня, тоже не без риска шли.
— Тогда цена была мала. А теперь взлетела до небес. И мне, значит, четвертушку выделишь…
— Да я и больше!
— Молодец… Научился на посулы не скупиться. Обещанки что цацки — детям в забаву. Шалая щедрость обесценивает даяние. Шкуру с радостью с себя спустишь, а ближний за твоей душой потянется. Ноготь с плачем отстрижешь, по гроб жизни обязаны будут людишки. Зенки-то не опускай. За дело хвалю. Ты моими глазами на мир смотришь. И я не грабить тебя посылаю. Коли от многого взять немножко, это не воровство, а просто дележка.
— Сколько ж это, папаня, деньжат-то?
— Не сколько, а за сколько. За месяц лет на пять безбедного житья, — прикрыв один и вытаращив другой крупный, чуть навыкате глаз, негромко молвил старик. Гришуня даже сробел от удивления.
— И оборони тебя, Гришуня, без моего ведома рисковать. Узнаю — сам донесу. А узнать-то я обязательно узнаю.
— Что вы, папаня!
— Ты молчи, молчи. И дело делай.
Так и поступил Гришуня. Правда, после долгой и кропотливой разведки, которую, не выходя за пределы города, провел старик. В прошлом году начал Гришуня. А перед выходом в тайгу он знал, что особо опасаться людей в округе Хребтовой ему не надо. Тот район промхозом еще не был освоен, всего одна охотничья бригада действовала вблизи и то юго-восточнее Хребтовой, откуда склон с тремя тайными плантациями не просматривался и выстрелы не доносились.
