Котлован, вырытый Антоном, достиг метров трех в диаметре, а на дно просочилась вода, потому что текущий рядом ручей оказался выше уровня ямы.
— Карабин с ним остался? — спросил Федор.
— С ним. Зачем он мне нужен?
— Если ты с повинной решил идти, к чему оружие зарывать?
— Не знаю…
— Ты точно помнишь место? — Федор с минуты на минуту становился спокойнее. Выдержанность, о которой всегда напоминал ему прежде Семен Васильевич, приходила сама собой по мере того, как поиски Комолова делались все более тщательными, а парень растеряннее. Однако Зимогоров хотел исключить всякую возможность ошибки. И одновременно в душе его копилась радость: «Ведь если не найдем тела инспектора, то он жив. Ранен, может быть, крепко ранен, но уполз в тайгу, притаился… Нет, такое не в характере Семена Васильевича. Если он выбрался, то в покое Комолова не оставил бы…»
«А почему Комолова? — спросил себя Федор. — Почему Комолова!» И сказал:
— Медведь нашел бы… Ведь знаешь — нашел бы.
— Во… Может, нашел? Конечно, мог.
Федору диковато и странно было увидеть радость на распаренном работой лице Комолова: «Почему этому парню непременно надо найти тело Семена Васильевича? И к чему карабин было засыпать? Может быть, решение пойти с повинной пришло позднее? Парень на такой вопрос не ответит… Не по зубам тебе это дело, общественный инспектор. Вот Семен Васильевич, тот разобрался бы. Сколько мы с ним ходили… Подожди, Федор. А ты постарайся думать так, словно Семен Васильевич рядом. О чем бы он спросил и как спросил, коли усомнился… в собственной гибели?»
— Вы так глубоко закопали?
— Присы… — Комолов выпрямился в траншее, доходившей ему до пояса, и поднял усыпанное бисером пота лицо. Глянул настороженно на Федора снизу вверх.
— Почему «вы»? Я один был. Слышишь, один!
— Ну просто я вежливо на «вы» обратился, — прищурился Зимогоров, отметив, что Антон едва не проговорился, спросил сам себя: «Какой бы вывод из этого сделал Семен Васильевич? Прежде всего, что олочи, прошитые капроном, не с бухты-барахты появились в балагане. Бывал кто-то у Комолова, но говорить он не хочет. Или не придает значения случайному посетителю?»
И егерь спросил:
— Коли вежливость тебе не по вкусу, скажи, кто у тебя бывал?
— Бросьте вы!
— Как бы не так! А олочи чьи?
— А олочи…
— За такое вранье мамку твою попросить стоит, чтоб ремнем поучила, а сажать рано. Так чьи олочи?
— Ну… Забрел какой-то научный работник… при чем тут честный человек? Он знать ничего не знает.
