Так я разделываюсь с неотвязной Лизой. Больше не вспоминаю ее. Десять суток (я прихватил другую неделю), даже по ночам (а ночи идут по сокращенной программе) я не думаю о ней. Меня серьезно растревожила семнадцатилетняя Марусенька Трифонова. Чем дальше, тем сильней я привязываюсь к этой девушке. Потакаю ей всячески, оберегаю, как могу. На тридцатом, примерно, листе — так велит правда жизни, направляя мою руку, — Маруся моя обязана поддаться искушению и подарить себя некоему безумному Володе. Но я оттягиваю на пять листов этот час ее падения… Бедная Маруся! Очень мне ее жаль. А ведь еще предстоит в обозримом будущем (если такие запои станут регулярными и затяжными), предстоит мне уничтожить Марусю самым зверским способом, с издевательством и насилием… да-а!
Спеша по улице в магазин за новым запасом сигарет, чая и минимального количества продуктов (ибо деньги на исходе), Теодоров пугает прохожих своей щетиной, диковатым взглядом, неожиданными вопросами, вроде: «А сегодня, например, какой день? А число?». В магазине я лезу к прилавку без очереди, что-то бормоча о больных грудных детях, и при этом покупаю для них ливерную колбасу. Ну, невтерпеж мне стоять в очереди! Так тянет назад за любимый кухонный стол к Марусе! Уже не верится мне, что именно я предавался относительно недавно забубенному пьянству и сводил счеты с жизнью. За кухонным столом тоже можно быть пьяным (даже до невменяемости), но это уже качественно иное состояние. (А будто ты этого раньше не знал, Теодоров!)
На десятый день под вечер неожиданный стук в дверь пугает меня. Так известный бедолага Крузо вздрогнул, увидев человеческий след на песке. Я быстро встаю и спешу в прихожую. Кто бы это мог быть? Кому я понадобился? Открываю и, пораженный, отступаю на два шага. Вот уж кого я не ожидал увидеть!
— Юрий Дмитриевич Теодоров здесь живет? — смиренно спрашивает она с порога.
— Да, это я. Входи.
— А правда это ты? Очень не похож. Бороду отращиваешь, да?
— Нет, не бороду. Я… это самое… не бреюсь я. Некогда мне… это самое… бриться. Входи, Маруся.
— Ка-ак?!
— Прости, Лиза. Маруся там на кухне. Входи.
— Ну нет. Я уж тогда, пожалуй, пойду. Извини.
— Постой! — пугаюсь я. — Куда ты? Не понимай буквально. Ее вроде бы нет. А вроде бы…
— Так есть или нет? — хмурится она.
— Точно не знаю. Иди сама убедись. Ну, входи, входи! — втягиваю ее за руку.
— Я, собственно, зашла, чтобы узнать, не заболел ли ты, — объясняет Лиза.
— Нет, я здоров. Трезв. Все в порядке. А вот Маруся потихоньку спивается, — вздыхаю я.
