По какой бы причине люди не стремились к богатству, по общему правилу они его добиваются не путем конкуренции, но благодаря применению силы для притеснения некоторых видов конкуренции – другими словами, благодаря правительственным учреждениям и покровительству монополии.
Поскольку монополист – победитель, отказывать ему в плодах победы действительно значит вкладывать в ножны меч монополии. Но этим вы не вкладываете в ножны меч конкуренции, ибо конкуренция не доставляет добычи победителю, а лишь заработную плату труженику. Свободная конкуренция, в экономическом значении этого слова, предполагает уничтожение сил захвата и свободное поле деятельности для сил незахватного свойства.
Если бы какой-нибудь человек объявил, что когда выгоды труда перестанут доставаться одному классу за счет другого, а будут доставаться всем за счет сил природы, то труд потеряет свой raison d`etre и исчезнет – добрые люди не замедлили бы освидетельствовать его умственные способности; но безумие такого утверждения ни на йоту не умалится, если вместо слова труд поставить слово конкуренция. Покуда желудок будет заявлять свои права, ни труд, ни конкуренция, я убежден, не потеряют своего raison d`etre, хотя бы даже работник и конкурент оказались вынужденными бороться за «добычу», извлекаемую из недр матери-земли, а не из карманов ближнего.
Кропоткин сказал: «Подобно тому как во второй половине девятнадцатого века развилась мысль о неприкосновенности домашней жизни индивида, развилась в массах и идея о коллективном праве на все, что служит к производству богатства. Это факт; и кто хочет, как мы, жить жизнью народа и следить за его развитием, тот согласится, что это утверждение является лишь точным выражением народных стремлений». В таком случае, кропоткинский анархизм означает свободу есть, но не стряпать; пить, но не варить напитков; одеваться, но не ткать; обитать, но не строить; давать, но не продавать или покупать; мыслить, но не печатать; выступать, но не нанимать аудитории; танцевать, но не платить музыканту.
По-видимому, главная цель коммунистов и государственных социалистов заключается в том, чтобы разрушать всякую живую индивидуальность, и создавать пародию ее, когда она исчезнет, – убивать людей, и обожествлять их дух.
Защищая коммунизм, Кропоткин говорил, что он «всегда наблюдал, что рабочие с трудом постигают возможность уплаты за работу чеками на труд и не любят искусственные построения социалистов», но «с другой стороны поражался легкостью, с какой они всегда воспринимают коммунистические идеи». Поражался ли когда-нибудь Кропоткин легкостью, с какой простоватые люди усваивают теорию сотворения мира, и с каким трудом представляют себе возможность эволюции? Если да, то видел ли когда-нибудь в этом факте довод в пользу гипотезы сотворения мира? Точно так же, как легче удовлетвориться фразой: «мужчиной и женщиной сотворил Он их», чем проследить в геологических пластах эволюцию видов, легче сказать: «каждый человек должен иметь все нужное», чем найти экономический закон, по которому каждый человек может получить эквивалент своему продукту. Путь веры более легок и прям, но он ведет в трясину; тогда как путь науки, сколь бы он ни был извилист и тернист, выводит в конце-концов на твердую сушу. Коммунизм принадлежит веку веры, анархический социализм – веку науки.
