— Вы и шептали?
— Я или не я, а хорошо, что пронесло. Такие пряники летели на нас. Га!
Через садик бежал Шовкун, тревожно озираясь вокруг. Увидев своих, он крикнул:
— Старшего лейтенанта не видели?
— Нет, — ответил Сагайда. — Мы и самих себя не видели.
— Горечко! Горе мое! — ударил Шовкун об полы руками и бросился бежать дальше.
— Вот они тут! — пожалел земляка Хома.
Шовкун, остановившись, облегченно вздохнул и подошел к щели, смущаясь перед всеми за свою тревогу.
— Там все живы? — обратился к нему Брянский, вылезая из окопа.
— Наши все. А в четвертой роте… Беда!.. Их было двое или трое под черешней… Так ни один не встал.
— Горит! — вдруг выкрикнул Хома. — «Мистер» горит!
Все посмотрели, куда он указывал. На одной из самых высоких гор, распластавшись на деревьях, как черный ворон, догорал подбитый нашими зенитками, вражеский самолет. Столб черного дыма вставал над ним.
— Хорошо горит, — сказал Брянский.
Вылезли на траву и закурили. Даже Черныш закурил за компанию и почувствовал, что голова пошла кругом.
Какой-то боец с кнутом в руке пробежал мимо, расспрашивая, не видели ли лошадей.
— Запряжены? — спросил Хома Хаецкий.
— Запряжены.
— Гнедые?
— Гнедые.
— Не видели.
Всеми овладело бодрое, возбужденное настроение, как после боя, когда все опять встречаются живыми. Горький дым медленно выветривался из котловин, и горы словно расступались. На их хмуром, сером фоне ясная голубизна неба казалась еще нежнее.
— А какие тут подсолнухи растут, па-атку мой! — запел Хаецкий. — Будет с нашу хату!
— А созревает все же позднее, хоть и юг, — заметил Шовкун. — Смотрите — август, а овес еще почти зеленый. И слива…
Прибежал Роман Блаженко, запыхавшийся и встревоженный, сообщил, что убито пять лошадей и вдребезги разбита его каруца.
— А вашего коня ранило, — обратился он к Чернышу.
— Сильно? — порывисто поднялся Черныш, мрачнея.
— Как вам сказать… Когда началось, он совсем ошалел, сорвался с повода и выскочил на шоссе. Хотел куда-то бежать… Там и лежит.
— Покажите где.
Они пошли с Блаженко.
— Не печальтесь, мы вам другого коня достанем, — успокаивал Блаженко своего командира. — Мы с Хаецким.
Шоссе было забито лошадьми и вдребезги разнесенными повозками. Черныш еще издали узнал своего коня. Он барахтался в кювете, то и дело поднимая голову с белой звездочкой на лбу и пытаясь встать на передние ноги. Но ноги не держали, и конь снова падал, тяжело хрипя. Куда он хотел бежать?.. Ему вырвало грудь. Конь узнал Черныша и потянулся навстречу, не спуская с него внимательных умных глаз. «Доминэ офицер!..» Черныш вспомнил взгляд юноши-румына, у которого он отобрал этого коня. «Немало мы прошли с тобой с тех пор, дружок мой!..» В горле у коня заклокотало, словно там бились и не могли вырваться наружу членораздельные звуки. «Что ты хочешь сказать, верный мой товарищ?..» Черныш расстегнул кобуру, достал пистолет и прицелился прямо в лоб, в белую лысинку…
