— Я-то тебя видела, — поправила она. — Хоть и смутно, через чадру, но все же видела.
— И?.. — начал он, напрашиваясь на комплимент.
— Я же не убежала в ужасе.
Он ткнул ее в ребро. Она взвизгнула и ответила ему тем же. Он боялся щекотки — этой его слабостью беспощадно пользовались отец и братья. Он сгреб Рошнани в охапку, не давая ей совершить еще что-нибудь столь же коварное.
Дальше — больше, и наконец он обнаружил, что ей все-таки могут нравиться утренние забавы. После всего он сказал:
— Я жажду тебя. Вечером снова хочу вызвать тебя сюда.
— Мне бы тоже хотелось. — Она провела кончиком пальца по его груди. — Но мудрее будет вызвать другую.
— Почему? — Он и сам почувствовал, что его недовольная гримаса выражает не столько гнев, сколько обиду; каждый молодой человек грезит иметь в своем распоряжении множество красивых женщин. Но в действительности, как обнаружил Абивард, это оказалось далеко не столь прекрасно, как рисовалось в воображении.
Да, время от времени разнообразие доставляет удовольствие, но всем женам, унаследованным от Годарса, он предпочитал Рошнани.
Когда он открылся ей в этом, она просияла, как зажженная лампа. Но сказала:
— И все же разумнее выбрать на сегодня другую. Если ты будешь все время посылать только за мной, меня возненавидят на женской половине — и тебя тоже.
— Уже до такого дошло? — встревожился Абивард.
— Пока, пожалуй, нет, но по углам и из-за прикрытых дверей я слышала перешептывания, которые заставляют меня опасаться, что до этого недолго осталось, — ответила Рошнани. — Наверное, госпожа твоя мать смогла бы рассказать тебе больше. Но одно могу сказать и я: лучше пожертвовать небольшой частичкой счастья сейчас, чем потом лишиться его совсем.
В ее словах Абивард услышал отзвуки мудрости, которую привык слышать в речах Барзои, и это, по его мнению, означало, что в Рошнани есть задатки самой замечательной главной жены, о которой может только мечтать любой дихган.
— Знаешь, какая ты? — спросил он. Она покачала головой. — Таких, как ты, одна на десять тысяч… Нет, ей-Богу, одна на сто тысяч, — поправил он себя.
За это он заработал поцелуй, но когда попытался добиться большего, Рошнани оттолкнула его:
— Тебе надо поберечь силы для той, которую ты выберешь на вечер.
Он сделал свирепое лицо.
— Уж не имеешь ли ты наглость усомниться в моих мужских достоинствах? — Но поскольку он достаточно хорошо знал пределы своих возможностей в этом отношении, особенно артачиться не стал: Рошнани, скорее всего, совершенно права.
