Арин протестующее изогнулся, приподняв бедра, пытаясь оттолкнуть прижавшее его к кровати тело, рванулся в сторону, не жалея раненого плеча, но Скай лег на него всем своим весом, опустил голову, пережидая, держа крепко его руки над головой, не давая возможности освободиться.
Арин быстро понял, что слишком слаб, чтобы оказать сопротивление, затих, дыша тяжело, закрыл глаза, расслабился, развел обтянутые тонкой тканью джинсов, бедра, избавляясь от давящего ощущения чужого тела на ногах, проговорил:
Дальше-то что?
Скай не ответил, опустил руку вниз, с металлическим щелчком раскрыл застежку ремня, затянутого чуть выше его колена, потянул широкую кожаную полосу.
Не надо, — быстро сказал Арин, — черт с тобой, делай, что хочешь, но без этого.
Но только учти — я буду считать, что мы в расчете.
Глупо сейчас будет сказать ему, что единственное, чего я хочу — это спать, подумалось Скаю. Глупо хотя бы потому, что вся эта возня привела меня в полную боевую готовность, и он не может не чувствовать твердую тяжесть моего члена, прижатого к его бедру, поэтому и идет на уступки, рассчитывая этим исчерпать инцидент. Учитывая то, что я знаю, что и сам он испытывает ко мне нечто похожее, такой вариант выглядит соблазнительным. Какой он, интересно, когда Арин? И даже не это главное… Интересней другое — может ли он быть нежным, податливым, притушить эту свою резкость, избавиться от напряжения, отдаться, не думая о том, что он за это получит, а просто отдаться, довериться? Черт, уже второй раз с ним я оказываюсь в ситуации, когда болезненно ноет возбужденная плоть, требуя удовлетворения, только в этот раз я вижу его другим… И чувствую по-другому.
Теперь я чувствую его всем телом, чувствую теплые изгибы его мышц под разорванной футболкой, теплый подтянутый живот, теплое дыхание. А ниже тепло превращается в жар, жар кожи внутренней стороны его бедер, ощутимый даже сквозь ткань джинсов.
Скай сам не заметил, как подтянулся чуть выше, прижавшись крепче, и осознал это, только когда потекла по телу медленная, приглушенная волна удовольствия, заставив прийти в себя. Он взялся было снова за ремни, но остановился, всматриваясь в изменившееся лицо Арина.
В молочно-туманном утреннем свете маняще и обещающе засверкали карие глаза, прикрытые лиловым шелком длинных ресниц, вопросительно приоткрылись влажные губы, небрежно подрезанная сиреневая челка разметалась по лбу и легли короткие рваные пряди волос на щеки, скрывая яркий, причудливый узор татуировки. Просто смотрит. Смотрит молча.
