Перед этим он просил меня показать ему выход, и я понял и поверил ему, увидев в нем что-то большее, чем лишенного воли питомца, а в этих его просьбах был лишь инстинкт повиновения, вбитый в него раз и навсегда.
Я отказался. Отказался и потом пожалел об этом, потому что после наказания хозяина Тейсо долго лечили и три раза ломали заново нежелающую срастаться правильно кость руки.
И я решил больше не вмешиваться, не менять заведенный в этом доме порядок, не рисковать его и моей жизнями.
А потом начались месяцы кошмара. После лечения Тейсо принялся бунтовать, и каждую ночь я слышал его крики, полные боли, видел его измотанного, скованного цепью, удерживающей вывернутые из суставов руки и ноги, стянутые кольцом за спиной — так его могли держать часами, до тех пор, пока он не терял голос от криков и не проваливался в бессознательное состояние так, что его невозможно было привести в себя.
После таких дней он утихал и вновь превращался в ласкового дружелюбного любимца, с готовностью принимавшего привычную боль от ремней и металла, ластился к хозяину, вновь занимал свое любимое место у него на коленях во время обеда, с его разрешения осторожно, стараясь не отвлекать, расстегивал тому молнию на штанах и, прикрыв глаза, прижимался щекой к его члену, иногда касаясь языком головки. Так он мог лежать бесконечно, пока его не сбрасывали на пол.
Да, его сознание не выдерживало напряженной борьбы, но оттуда-то из самых его глубин поднималась странная, негибкая стойкость, и она толкала его на бунт — тогда вновь, после затишья, я слышал его обессиленные стоны и видел наутро страшные черные комья вывернутых запястий и светлую кровь, остающуюся на полу, куда он ложился, зашедшись в мучительном кашле.
Слышал я и визгливый голос хозяина, раздраженного поведением Тейсо:
Если бы "Меньше слов" не было таким специфическим заведением, я бы подал на них в суд! Он выбивается из заказанного образа! Мне надоедает его наказывать, он смотрит на меня человеческими глазами! Это невыносимо видеть, я перестаю ощущать его питомцем, у меня иногда возникает ощущение, что я издеваюсь над нормальным ребенком!
Его можно попробовать отдать на еще один курс дрессировки, — ответил невидимый мне собеседник, — или взять другого. Тот мальчик, который был у вас недавно, — разве он не подошел?
Он был нужен для папашиных целей. Что-то связано с лабораторией… И мне наплевать на других! Я хочу этого: он был моим семь лет, я его уже полюбил.
