Скай отшвырнул куртку, закрыл за собой дверь:
Я смог договориться.
Это хорошо, — ответил Тори, не отрывая глаз от монитора. — Значит, Арин будет жить.
Через его плечо Скай увидел на экране легкие дымчатые сиреневые разводы, подкрашенные золотисто-малиновыми лепестками, светлый, жемчужно-нежный рисунок.
Но через секунду Тори, щелкнув по панели выбора цветов, залил его густой чернильной тьмой.
Так со всеми нами, — пояснил Тори. — Со мной. Интересно, как меня убьют. Я пробовал нарисовать свою смерть, но не получается, слишком много вариантов. Я дохожу до боли, а потом уже ничего не могу нарисовать. Смотри.
По новому белому листу брызнули алые пятна, узкие черные штрихи разбили их на капельки, на фоне загорелись серые, плачущие буквы.
Боль, — тихо сказал Тори.
Новый лист. Лимонный морозный узор, припорошенный легкой капелью прозрачных, радужных шаров.
Надежда.
У тебя еще остается надежда? — задумчиво спросил Скай, глядя на рисунок.
Нет. Она мне уже не нужна, я сделал все, что мог. Ты видел одиночество?
Не дожидаясь ответа, Тори сменил цвет фона на мониторе, щелкнул мышкой, отвел руку, и среди серых разводов вдруг появилось безглазое, мертвое лицо с толстыми вывернутыми губами.
Ждет.
Клик и в узком лбу появилась рваная дыра, за которой наметились густые извилины мозга.
Одиночество, — повторил Тори.
Скай вдруг снова ощутил то самое неприятное чувство, которое появилось впервые еще тогда, когда он увидел Тори впервые — тоненького белокожего мальчика с глазами цвета погибших цветов.
Найти его в Мертвом Метро оказалось делом несложным, учитывая, что Арин дал основной ориентир, упомянув залу Братства Воды. Пробраться к опорному пункту, где в одиночестве проводил дни и ночи Тори, тоже было несложным. Гротескные тени и изуродованные химическими отходами люди — сплетения беспомощных калек, — Скаю помешать не могли. Держа пистолет наготове, он прошел сквозь залы и коридор, почему-то представляя себе, что идет след в след по пути Арина, который спускался сюда не раз.
Кодовый замок на двери пришлось взламывать, вскрыв его, Скай ожидал увидеть кого угодно и что угодно, но никак не красивого хрупкого мальчика. И он не ожидал, что придется посмотреть в такие глаза — желто-фиолетовые, внимательные, полудетские.
Ты тоже хочешь жить? — спросил тогда Тори.
Скай опустил пистолет, прислонился к холодной стене. Тогда он впервые ощутил это. Неприятный холодок страха, страха перед чем-то чуждым, неведанным. Перед тем, что смотрело на него из глубин мягких зрачков. Перед тем, что он, этот мальчик, имел власти больше, чем все люди мира вместе взятые, мог все и ничего не мог. Он не мог ничего, погребенный под толщей породы, выбравшийся из ада, потерявший разум, знающий только одно — как выглядит одиночество.
