Что творится? — насторожился Арин, неосознанно берясь рукой за висящий на шее датчик.
Потом, потом, — досадливо отмахнулась Лия. — Тебе сейчас вредно выслушивать плохие новости. Видишь, как я забочусь о твоем здоровье.
Арин непонимающе свел брови, прикусил губу, но вдруг рассмеялся, легко повернулся, присел, положив локти на полные белые колени Лии, посмотрел ей в глаза:
Чертова тетка, — проговорил он со странной нежностью в голосе. — Мне твои новости безразличны, поэтому можешь даже оставить их при себе.
Невоспитанный ребенок, — в тон ему ответила Лия. — У тебя же руки дрожат от любопытства, так что не пытайся меня задеть. У тебя действительно очень активный процесс самоликвидации, твой датчик не ошибается ни на секунду. У меня даже создалось впечатление, что твой организм пытается ускорить процесс. У тебя не было изменений его интенсивности?
Арин положил голову на скрещенные на ее коленях руки, припомнил что-то:
Было. Если я все правильно помню, то это случилось четыре года назад. За одну ночь датчик скинул сразу восемь лет и установил новые сроки. Только я не стал расстраиваться по этому поводу, знаю, что такое, хоть редко, но бывает. Так что, никакие это для меня не новости. Сам знаю, что осталось совсем мало.
Лия откинула окурок, обняла его за плечи, наклонилась, зарылась лицом в растрепанные сиреневые волосы, глубоко вдохнула легкий запах сигаретной горечи, смешанный с мягкой шелковистой ноткой давно забытого ею запаха, о котором она старалась уже и не вспоминать.
Арин не стал отстраняться, прикрыл глаза, удивленный тем, что мягкое ее тепло, хоть и не вызывает сексуального возбуждения, но приятно и отрываться от него не хочется.
Странное ощущение у него вызывала эта большая, немолодая уже женщина с низким грудным голосом, крупными блестящими кольцами черных волос, яркая, грубоватая.
За то время, пока она возилась с его ранами, накладывала аккуратные швы на живот и латала биопластиком, внимательно следя за обезболиванием, они поссорились раз двадцать. Арина сначала раздражало ее покровительственно-насмешливое к нему отношение, привыкнув отвечать на насмешки насмешкой, привыкнув огрызаться и ненавидеть, он терялся перед невозмутимостью, с которой она реагировала на любые выпады. Потом понял, что не может не улыбаться в ответ, понял, что спорить с ней бесполезно и смирился с удивительной легкостью, словно так и должно было быть.
Впервые ему захотелось оставить все, как есть, а не отстаивать свои права, что-то подсказывало ему, что Лия знала об этих правах куда больше, чем он сам.
