Я вышел к схеме, взял у Никитина указку, задумался. Думал не столько над вопросом, сколько над тем, что опять надо учиться. Когда же это кончится?
Никитин раскрыл перед инспекторами большущий альбом с точно такой же схемой, испещренной, в отличие от моей, красными точками. Они обозначали места, где нашли контрабанду. Точки проставлял сам Никитин, черпая данные из спецкартотеки.
— Ну, что, забыл?
— Не выучил, — заржал Кобец. — Двоечник!
— Значит так, — начал я. — По порядку...
Глаза Кобца блестели от ожидания смешного. Я ткнул указкой в верхушку мачты.
— Клотик.
Все засмеялись. Пуще всех заливался Кобец. Веселый нрав у него. Даже слишком.
— Чего смеетесь? — рассердился я. — Согласен, залезть трудно. Но не станет же контрабандист прятать добро только в колено трубы или в нежилой каюте. Он может присобачить его и на самом видном, но труднодоступном месте.
— Например, на якорной цепи! — стукнул Кобец кулаком по столу в диком восторге от того, что я, по его мнению, нес чушь.
— На веревочке в иллюминатор!
— Под сиденье капитанского кресла!
Предложения сыпались одно за другим. Никитин не перебивал, не останавливал, слушал.
— Все правы. Прав и Хорунжий, — наконец прервал он. — Кто из вас хоть разок побывал на клотике?
Шутки прекратились. Судя по смущенным физиономиям, никто не мог припомнить за собой подобного рвения.
— То-то. Что и требовалось доказать. А ты? — обратился Никитин ко мне. — Поднимался?
— Было дело, — признался я. — Ночью. Никто не видел. Почти до самой площадки поднялся, а как вниз посмотрел...
Опять смех.
— Не долез! — захлебываясь от восторга, закончил мою мысль Кобец. — Не долез!
— Тихо! — уже строже сказал Никитин. — Изменим вопрос. Вы знаете, что одновременно с приходом судов ближневосточной линии появляются монеты. Информацию зачитывали. Как думаете, где их прячут?
— Эге! — протянул Кобец. — Найти металл на судне! Его ж можно в любое место... Тут не тридцать, а сто тысяч мест для нескольких монет найдется.
— Так-то оно так. Но мы должны найти.
— Разве что случайно, — с сомнением сказал Кобец. — Вообще вряд ли. На судне — никогда. Объем маленький, тайников — десятки тысяч. По статистике...
— Я найду, — вырвалось у меня.
Смеялись все, кроме Никитина.
— А как? Есть конкретные предложения?
— Ну... полагаю... надо проанализировать, кто может везти, сопоставить, разработать версии.
Никитин покачал головой:
— Слова. Одни слова. И ты забыл весьма существенную вещь.
— Какую?
— Мы — не следственный, а контролирующий орган. Не представляю себе, как ты сможешь «наблюдать». В милиции можно работать с людьми, с документами, собирать факты. А как ты будешь разрабатывать версии, если на досмотр отводится ограниченное время? От и до, а потом — гуд лак, счастливой дороги. Более конкретно можешь что-то сказать?
