Мальчик по-прежнему дразнил собаку.
Тогда Аленка встала к нему спиной, зажмурила глаза и, замирая от непонятного страха, спросила издали:
— У вас тут кино есть?
— Нету, — раздался ответ.
— А у нас есть.
На этом разговор оборвался. Аленка набралась смелости и обернулась.
— У нас в совхозе кино, — сказала она. — В совхозе «Солнечный».
Мальчик красиво сплюнул сквозь зубы и уселся на волкодава верхом.
— Недавно я видела тяжелую картину, — сказала Аленка. — Про Кащея Бессмертного.
Мальчик взглянул на нее узким, в щелочку, глазом и собрался что-то спросить. Но Толя закричал: «Снова хочешь остаться?! А ну, быстро!» — И Аленке пришлось забираться в кузов.
Машина сердито рванула и поехала.
Аленка долго смотрела, как бесстрашно возится с собакой удивительный мальчик.
Она знала, что больше никогда не увидит его, и ей было так же тоскливо, как тогда, ночью, когда гасли совхозные огни один за другим, словно перегорали электрические лампочки.
А старый пастух все сидел и сидел на корточках и никак не мог налюбоваться написанными на гладкой, как стол, степи красивыми цифрами…
— На Романа Семеновича он зря серчает, — сказала Василиса Петровна про Толю. — Роман Семенович не виноватый. С него требуют — и он требует.
— Толковый он у вас? — спросил Степан.
— А ты что, Романа Семеновича не знаешь? — удивилась Василиса Петровна.
— Слыхал об нем… Как он нашу лафетку увел. А в лицо не видел.
— Хозяин! — улыбнулась Василиса Петровна. — До смерти не забуду, как он ко мне припожаловал. Утром прибегает бригадир: «Приберись, говорит, и умойся. Гости к тебе». И убег как ошалелый. Какие, думаю, гости? Откуда взялись? Вроде ни сродственников, ни знакомых у меня в этом степу нету. Стала узнавать: сам директор совхоза Роман Семенович сбирается. И этот еще, длинный, который на заем ходил подписывать, и главный агроном. Вся, значит, власть…
— Я тогда убывал в командировку, — пояснил Гулько.
— Да, да, Димитрий Прокофьевич, слава богу, был куда-то уехавши, а то и его бы взяли. «Может, говорю, не ко мне?» — «Нет, говорит, к тебе придут, к персональной». Ну, забота! Чего хоть они со мной делать будут? В чем провинилась? Ничего не известно… А дома у нас еще только ставили, и я, помню, месила печникам глину, работала разнорабочей — «куда пошлют». Для жилья у нас были накопаны землянки, и жила я в такой землянке с дочкой Лизаветой, царство ей небесное и вечный покой. — Василиса Петровна всхлипнула и стала громко, без надобности сморкаться.
