Задирая рубашку, мальчишка сполз на землю.
Аленка с робким восхищением посмотрела на него, на его голую, навечно загоревшую шею, на которой в виде украшения блестел на бечевке двугривенный, и исключительно для того, чтобы проверить, не затекла ли нога, встала в первую позицию и сделала полный поворот, как учили на танцах.
Мальчишка скользнул по ней смелыми насмешливыми глазами, как по не стоящему внимания пустяку, и, красиво выговаривая русские слова, попросил у Гулько закурить.
— Мал еще, — сказал Гулько. — Сколько километров до Арыка, знаешь?
— Конечно, знаем, — сказал мальчик. — Двести сорок.
— Что? — Теля угрожающе двинулся на него. — Двести сорок? До Арыка?
— Да, да! — радостно закивали оба, и пастух и подпасок. — Двести сорок, двести сорок…
А мальчишка для большей убедительности взял палку и написал на земле крупными цифрами «240».
Толя на некоторое время потерял дар речи.
Стройный пастух сошел с лошади и, к удивлению Аленки, сразу сделался дряхлым старикашкой.
Ему было, наверное, не меньше ста лет.
Ноги у него были кривые, плохо двигались, сидеть на лошади ему было гораздо удобнее. Но он все-таки сошел с седла, уселся на корточках возле написанной цифры и залюбовался ею, как картинкой.
— Нет, это безобразие, — заговорил наконец Толя. — Посылают в такой рейс, а горючее отпускают по московской норме. Что мне — кобылу доить? Кобыла дает не бензин, а кумыс. — Толя обернулся к Василисе Петровне, собравшейся лезть в кузов. — Разве здесь такой износ, как на асфальте? Пыль съедает железо или нет? А охлаждение? Проанализируйте охлаждение. Возьмите автомобиль, комбайн — что хотите. Рассчитана система охлаждения на здешнюю температуру? В радиаторе вода кипит! А все — ноль внимания. Сколько говорю: машины для целины надо делать с учетом местных условий, а главный механик молчит, Роман Семенович молчит…
Толя говорил долго, но Аленка не слушала его.
Она не сводила глаз с казахского мальчика.
Мальчик возился с волкодавом. Он дразнил сильного пса, хватал его за нос, пытался свалить, совал руки в свирепую оскаленную пасть.
Аленка восхищенно следила за ним и твердо знала, что прекраснее этого мальчика-подпаска не существует никого на свете, хотя на нем не было никаких украшений, кроме дырявого двугривенного.
Как и следовало ожидать, бесстрашный мальчик не обращал на нее никакого внимания.
Аленка стала испытывать к волкодаву что-то вроде ревности. Она приняла первую позицию и сделала полный оборот.
