Рассмотреть остальное мешает болтающаяся в коробе змеевидная трубка, и рыночный инвалид божится, что до победы в этой херовине капиталист Крупп держал суп из круп и бабкин труп и что, мол, бери, что осталось, потому что деталей в этой херовине было навалом, — он их уже считай месяц продает, — и даже мотор двухфазный был, а когда его выламывали, из гнутой вон той трубки вроде как трипперный гной закапал (тут Самсон Есеич болезненно поморщился), и вата белая в стенках была — бабы ее сразу расхватали, и вообще до хера всего, так что бери — не прогадаешь, потому что, когда этот триппер перестанет капать (Самсон Есеич опять поморщился), трубке цены не будет самогонку гнать, а к самому коробу уже один еврей приценивался, хочет из него дачу в Малаховке ставить и сдавать ее потом на июнь-июль-август детскому саду Коминтерна…
И Самсон Есеич купил, ибо знал ч т о покупает. А внимательно вслушиваясь в брехню инвалида, ухитрился, между прочим, пополнить журнальные свои и втузовские сведения о миллиардерской прихоти.
И он купил этот остов, и перемотал какой-то подходящий мотор, и выточил что-то главное, и создал уйму деталей взамен тех, которые цельный месяц расторговывал поганый инвалид, и приспособил для автоматического включения ограничитель, в войну присобаченный в каждом доме под счетчиком (если, конечно, счетчик был, а если нет, то догорай, моя лучина!), и запаял в змеевике осколочные пробоины, и ввел в него под давлением (Боже мой, ну как он это сделал?) то самое, что инвалид считал гонорейными выделениями (помните, Самсон Есеич еще поморщился?), и оно называлось «фреон» (Господи, ну откуда он это знал и где, где раздобыл?), и умело пристроил большую квадратную консервную банку из-под американской сгущенки (ну да морозильник! для льда же!), и переделал д в ё р к у под хорошие сарайные петли (чтобы не мучиться с запасными деталями), и приклепал ушки под висячий замок (ибо стоять агрегат будет у дверей в коридоре), и только одного не смог — ваты не смог достать. Тут гений в нем опустил руки, а провидец горько и саркастически усмехнулся.
Нет, не смог он достать ваты! А теплоизоляция требовала своего. А ведро с паклей разорять не хотелось. И тогда опустивший руки гений руки свои поднял и обшил нутро холодильного устройства осиновым горбылем, а пространство меж белой стенкой и горбылем заполнил… конечно, сосновыми опилками!
Между прочим, аналогичным образом поступил бы и еврей, перестраивая белый ящик в дачу. Однако не будем искать причин одинакового решения в Моисеевом Пятикнижии; существуй на свете вата, мысль единоверцев наверняка разошлась бы и еврей ни за что не раскошелился бы утеплять записанную на зятя дачу ватой.
