— Я боялась переборщить с размером. Знаешь, не хотелось, чтобы на тебя смотрели, как на потаскуху.
Я молча киваю.
— Но я решила, что раз уж взялась за это дело, то доведу его до конца. Но так, чтобы было видно, что у меня есть вкус, — добавляет она застенчиво, словно школьница. — Как будто с такой бредовой идеей вообще можно говорить о вкусе.
— Они прекрасно смотрятся. Совсем как настоящие.
— А они на самом деле настоящие. Я их малость подправила, только и всего.
— Ну да. Я об этом и говорю. — Она продолжает стоять, а ее на редкость твердые, большие груди лезут мне прямо в глаза. Вот не думал, что у нее хватит смелости не только решиться на операцию, но и стоять вот так, как сейчас, позволяя, да нет, заставляя меня смотреть на нее. Она начинает новую жизнь — во всем. На самом деле. Хочется зааплодировать.
У меня эрекция. А теперь мотай отсюда! Мотай отсюда, черт бы тебя побрал!
— Я боялась тебе показаться.
— Верю, ведь я тебя знаю.
— После обеда только об этом и думала.
Член у меня встал навытяжку, чего в ее присутствии давненько уже не случалось. Сама увидит, если посмотрит. Засмущается, она не так уж смела, когда дело касается секса. Ну, теперь точно задерет нос! Наверное. Или примет вид, будто ей сказали гадость. Не знаю, мысль об эрекции как о чем-то ненужном раньше мне в голову не приходила, и от нее становится не по себе.
— Но в конце концов я подумала, что кому-то же нужно показать, какой смысл пускаться во все тяжкие, если никто ни о чем не знает? А кроме тебя, у меня никого больше нет. — Она подходит еще ближе. — А теперь потрогай их. Ты же хочешь, я знаю.
— Ничего ты не знаешь.
— Ну просто пощупай, а? В интересах медицины?
Где это она набралась такой смелости? Стоит женщине заполучить пару новых сисек, как она начинает воображать, что весь мир у ее ног. Черт, может, так оно и есть! Мне бы только радоваться за нее, а то она всегда, когда нужно было показать, что и ты не лыком шита, держалась тише воды, ниже травы!
Какие они упругие на ощупь! Пальцами я легко прикасаюсь к ним снизу — нежная и, надеюсь, безобидная ласка.
Не тут-то было. У нее невольно вырывается стон, и в тот же момент член у меня встает так, что становится невмоготу. Я отдергиваю руку, словно дотронулся до раскаленного утюга.
— Прости меня, Уилл. — Она краснеет до корней волос.
— Ничего. — Надо сматываться. И немедленно, черт побери! Но я стою как вкопанный.
— Не стоило мне этого делать. Не знаю, что на меня нашло.
